Огни у пирамид
Шрифт:
— Как корабль себя показал, Наварх?
— Непривычно, Великий, но мы приспособимся. Есть проблемы в кое-каких соединениях, я разберусь с этим в Сидоне. Средний парус лучше поменять на прямой. И надо улучшить рулевой рычаг, он слишком свободно ходит.
— Я тебе рекомендую сделать маленький косой парус на носу, это поможет при маневрах.
— Сделаем, Великий.
К Ахемену подошел Ассархаддон.
— Государь, я прошу удостоить меня беседы.
— Говори, — сказал царь, жестом отпуская Малха.
— Я имел честь приветствовать вашу дочь в Ашдоде. Мы поговорили, я нашел ее в высшей степени достойной девушкой, и хочу просить ее руки. Она же теперь
— Вот как? — задумался царь. — Но ты же уходишь в неведомые земли. Меня, как отца, это беспокоит.
— Если я добуду себе царство в новых землях, вы отдадите за меня дочь?
— Возможно, — задумчиво сказал царь. — Я не буду говорить нет, но давай отложим этот разговор на год-другой. Этот корабль будет ходить туда постоянно, и я приму решение, когда будет понятно, что в твоих землях происходит. А пока Статира не будет обещана никому.
— На большее я и не рассчитывал, государь, — сказал Ассархаддон.
Корабль подошел к причалу, и Великий царь спустился по сброшенным мосткам. Воины учебной сотни, охранявшие порт, приветствовали повелителя, прижав руку к сердцу. Тайта же, который царя и Пророка никогда не видел, понял, кого к нему занесло, и подошел на подгибающихся коленях.
— Тайта? — начал разговор великий царь. — Наслышан. Веди к дочери, — и потом гораздо тише: — И сыновей наших пришли. Но чтобы без шума.
— Сыновей? — азат ощутил нехватку воздуха. У него что, будущий великий царь городские ворота охраняет?
— Не знал? — усмехнулся царь. — Ну теперь знаешь. И не вздумай им послабления давать. Рассержусь.
— Слушаюсь, повелитель, — сказал побелевшими губами наместник. Чтобы наследники империи службу несли, как простые воины. Немыслимо.
— Отец, — Статира склонилась в неглубоком поклоне.
— Девочка моя! — царь заключил дочь в медвежьи объятия. — Испугалась тогда?
— Немного, отец. Но мальчики такие храбрые! Они эту толпу просто перебили.
— Да, я уже слышал, их хорошо учили. Награжу всех. Но я хотел тебя вот о чем спросить. Ассархаддон твоей руки просит. Он в далекие земли уплывает, и я хотел с тобой поговорить. Если бы местный какой правитель был, я бы и сам все решил. Но тут непросто все. Я и сам не знаю, что это за земли. Там может быть очень опасно.
— Я пойду за него, отец. Я, чтобы его женой стать, без воды Сирийскую пустыню пройду. А тут все-то три месяца по морю плыть.
— Вот как? — удивился Ахемен. — Быстро это у вас получилось. И когда успели?
Впрочем, вопрос повис в воздухе, а глаза дочери сияли, как два фонаря в ночи. Ну какой отец устоит в такой ситуации?
Чуть позже великий царь спросил Пророка:
— Что думаешь, брат?
— Я думаю, что этот прыткий юноша несколько вопросов сразу решает, — ответил Пророк.
— Вот как? Несколько? — удивился царь.
— Да, несколько. Во-первых, если бы ты ему отказал, то он понял бы, что ты его на верную погибель послал. Он тебя проверил, и ты проверку прошел. Во-вторых, он рассчитывает на помощь от нас, поставку оружия и людей. И коней в тех землях тоже нет. Ты же не бросишь отца своих внуков? Ну, а в-третьих, Статира — замечательная девочка и станет хорошей женой. Так почему бы и нет?
Глава 8, где священный город пал, а Сукайя познает новое
Иерусалим, год шестой от основания Империи. Месяц Айяру.
Первосвященник Иосия вновь истово молился в Храме. Священный город был окружен огромной армией, и вновь всё те же ассирийцы знаками показывали горожанам,
Иерусалим, в котором при царе Соломоне жило пять тысяч человек, после походов Саргона второго и Синаххериба вырос в четыре раза. Толпы людей шли сюда из Самарии и Галаада, испуганные жестокостью ассирийцев. Но тогда город устоял, молитвами старца Исайи. Вот он молится рядом, вернувшись из пустоши, куда удалился после смерти внука. Сейчас в город набилось огромное количество народу, и еда уже вздорожала втрое, а ведь всего неделя осады прошла. На Иерусалим непрерывно летели огромные камни, которые рушили дома и убивали жителей десятками каждый день. Иногда проклятые нечестивцы, словно глумясь, вместо камней бросали отрезанные головы и разрубленные тела. Великий бог! Как же страшно! Тысячи людей стояли в Храме и вокруг него, прося у господа сил для войны и легкой смерти для своих детей. Сдавать город никто не хотел. Народ, упрямый и отважный до безумия, решил умереть рядом со своей святыней.
Так думал Иосия, молясь в Святая святых. Страшные крики заставили его выйти наружу, и он оторопел. Всюду, где видел его глаз, поднимались столбы дыма. Никто ничего не понимал, но ответ пришел быстро. Вместо камней в город полетели какие-то горшки, которые, разбиваясь, выплескивали на землю и дома вонючую жижу. Вслед за ними полетели тысячи стрел с привязанными тлеющими фитилями, и город запылал сразу во многих местах. А проклятые горшки все летели и летели…
— Великий государь, все идет согласно вашего повеления. Жителей почти не осталось. Через две-три недели провинция будет безлюдна. Самарию, Меггидо и Галаад не трогали, там одни сирийцы живут, а иудеев нет почти, их великий царь Синаххериб выселил. Арабы гонят к нам беглецов, мы платим вдвое от того, что дают купцы. Скажите, Великий, для чего казна несет такие расходы? — последний вопрос был обращен к Пророку.
— Тут не должно остаться ни одного иудея, — сказал Пророк, — и когда будет разрушен Иерусалим, то даже камни, из которых сложен Храм, нужно разбить на мелкие кусочки и увезти подальше отсюда. Вы просто не представляете, что это за народ. Спорю на мину золота, город они не сдадут, и в плен не сдадутся тоже.
— Вот как? — задумался великий царь. — Ну, значит хорошие воины будут из тех мальчишек, что ты велел в Ниневию отвезти.
— И земле этой надо старое название вернуть — Ханаан. Чтобы даже памяти от них не осталось, — продолжил Пророк.