Огонь блаженной Серафимы
Шрифт:
— Сойду здесь, пожалуй, — разбудила я его. — Вели кучеру остановить.
— Не желаешь мою контору посетить?
Его контору! Пришлось скрыть улыбку от этого хвастливого заявления.
— Подруга меня ожидает. — Я кивнула на корзинку, предлагая собеседнику дальше додумать, что встреча подразумевает передачу собачечки.
— Что за подруга? Какого звания? Как твой старший родственник, Серафима, я обязан…
— Аркашка! Друг! — через борт почти остановившейся коляски к кузену обращался развеселый господин. — На службу? Представишь прелестной барышне?
Поначалу не признав Мамаева в статском платье, я молча хлопала глазками. Кучер остановил лошадь.
— Господин Папаев, — без удовольствия представил Бобынин, — Эльдар Давидович, чиновник по морскому ведомству. А это моя кузина, Серафима Карповна Абызова.
— Счастлив знакомством. — Эльдар перевесился через борт, чтоб приложиться к ручке, но приложился к мокрому Гаврюшиному носу.
Гавр чародея признал и встрече непритворно обрадовался, видимо считая, что тот всегда пирожки с расстегаями при себе имеет.
— Авр-р? — Выпечки не было, к эдаким ударам судьбы собачечку жизнь не готовила.
— Как все пречудесно образовалось, — кивнула я Аркадию, — ты, братец, вместо спутницы приобрел спутника, скучать вам не придется. Господин Папаев, извольте мне помочь.
Я спустилась на мостовую, опершись на Эльдарову руку. По ней сразу же побежали знакомые огненные искорки.
— Аркадий, будь любезен, корзину, пакет.
Заняв обе руки ношей, присела в книксене:
— Хорошей прогулки, господа.
— Экая штучка, — довольно громко сообщил Мамаев, усаживаясь в коляску на мое место. — Это в каких же краях таких нимф…
Окончание фразы скрали расстояние, уличный шум и стенания голодного Гавра. Пришлось сей же момент покупать ему у лоточника связку баранок, и терпеть толпу зевак, желающих полюбоваться прожорливым зверьком.
— Куда только оно все помещается? — ахал лоточник. — Покупайте, люди добрые, наивкуснейшие баранки. Тварь бессловесная врать не будет, вишь, как уплетает!
Желая поддержать бойкую торговлю, нам спрезентовали еще одну связку.
— Тварь ты, — сокрушалась я, — разбойник. Что ж ты меня позоришь? Можно подумать, я тебя голодом морю.
— Ав-р, — чавкал Гаврюша. — Ав-р…
Завидев третью связку, которую нам собирались поднести, я позорно бежала. Холодный ветер проникал под юбку, морозя щиколотки. Поэтому шага я не сбавила, даже когда толпа осталась позади. Однако куда же подевался весь мой огонь? Мерзнуть было непривычно и неприятно.
— Чаю, — первым делом попросила я в «Крем-глясе», — много горячего чаю, пожалуйста.
— Наливочку к нему рекомендую, — интимно предложил официант. — С морозца самое то.
Я кивнула, поискала взглядом Гелю, ее рыжая голова пылала на фоне камина.
— За тот столик поднесите.
— Это что? — спросила Евангелина Романовна, рассматривая пакет, который я сунула ей в руки, едва поздоровавшись.
— Это замена тому мундиру, что ты из-за меня разорвала.
Попович приняла не сразу, подумала минутку, видимо прикидывая, считается ли сие подношение взяткой, после улыбнулась:
— Благодарствую, Серафима Карповна. Подарок полезный, я мундиры порчу с прискорбной быстротою.
Ямочки у нее на щечках появились милые, в зеленых глазищах читалось добродушное спокойствие. Как же она мне нравилась в этот момент! Очень хотелось, чтоб она именно такой и оказалась, не хитрой притворщицей, а доброй и честной девушкой, которую в подругах кто угодно иметь захочет.
— Файнтух? — Геля прочла название на упаковке. — Хороший портной.
— Ты у него обычно обшиваешься?
— Обычно не у него, дорого сей гнум за свою работу просит. Однажды заказала, только в приказ на службу прибыв, ну и третьего дня, когда поняла, что…
— Поняла что?
Но Евангелина Романовна отвлеклась на Гаврюшу, корзинка с которым стояла на соседнем стуле. Я догадалась, что дальше подразумевалась информация служебная, не для моих ушей, и слегка огорчилась.
— Только третьего дня решили его лавочку прикрыть? — Как раз принесли заказанное, поэтому спросила я, переждав, пока официант удалится.
— Прости? — Геля скармливала бездонному Гавру мороженое, поэтому замерла с занесенной ложечкой.
— Уж не знаю, как это у вас, сыскарей, называется, — принялась я жеманничать. — То место, где запрещенными зельями приторговывают. Притон? Вертеп? Ну, когда официально все чин чином, мастерская с заказами солидными, а из-под полы, тайно… Удобно еще между ткаными рулонами пузырьки да пакетики засовывать. А уж люди знающие, где искать, вместо склянок и пакетиков деньги оставляют.
— Ты… — Геля отдернула руку, в которую вцепилась собачечка, отложила ложку и прямо в корзину поставила креманку с мороженым. — Как ты умудрилась все это выяснить?
— Талант, букашечка. — Эльдар переставил корзинку и уселся, оказавшись между мной и Попович. — У нашей огненной Серафимы еще один талант обнаружился.
— Господин Папаев! — умилилась я фальшиво. — Какая у вас бурная фантазия в подборе псевдонимов! Вы, часом, не купец?
— Я, Серафима Карповна, князь, — четко проговорил чародей.
— Сейчас начнет кинжалом махать, — хихикнула Попович. — Оскорбили, обидели. Князь ты, князь басурманский, и род твой древний. Что нам теперь с талантливой барышней Абызовой делать, а?