Огонь блаженной Серафимы
Шрифт:
— Немного.
Евангелина улыбнулась:
— Это на будущее задел. В столицах, знаешь ли, у девушек свобод не в пример меньше, чем на курортах новомодных. Барышне Абызовой дуэнья надобна, а няньке своей она довериться не может. Мне бы, Иван Иванович, распоряжением для костюмеров разжиться на ближайшую декаду.
— Напишу, — пообещал Зорин.
— Серафима вчера все князя к приглашению подталкивала, желает его основную резиденцию обыскать. До идеи с телом-исходником она и без нас додумалась, хочет к княжеским слугам присмотреться.
— И чем же у нее князь подозрения вызывает?
— Князь — ничем. — Геля сморщила носик, передразнив гримасу отвращения подруги. — Она его ничтожеством считает и в расчет не берет. Но, мне кажется, зря.
Зорин его сиятельство слабым противником не мнил, но у него на то веские причины имелись: подслушанный разговор князя с адъютантом, поэтому заинтересованно переспросил Гелю:
— Почему зря?
— Мутный он, — ответила девушка с готовностью. — Лицедей первостатейный, такой, знаешь ли, развеселый Повеса, а у самого в глазах вся скорбь мира. И Серафимой, кажется, увлечен не на шутку, как синяк ее рассмотрел, в лице переменился.
— Какой еще синяк?
Попович одарила коллегу удивленным взглядом:
— На скуле. Ты разве не заметил ничего? Барышня Абызова таким слоем белил его скрыть пыталась…
— Кто посмел?
— Так Бобынин! Иван! Они же подрались перед обедом, Аркадий Наумович руки распустил, Серафима его огнем на сдачу шарахнула. Запах гари в гостиной стоял первостатейный.
Иван Иванович до боли сжал челюсти. Болван! Вместо того чтоб о подробностях саму Серафиму расспросить, объяснениями Натальи удовлетворился. А белила вообще на желание привлечь князя списал. Ревнивый дурак!
Зорин медленно поднялся из-за стола:
— Прогуляюсь я, Гелюшка.
Дверь кабинета распахнулась.
— Катастрофа! — Мамаев в мундире морского ведомства стоял на пороге. — Бобынин убит.
Вызвать себе в помощь надворную советницу Попович было великолепным решением. Я поняла это сразу же, как Геля появилась в доме Бобыниных. Она умела то, чего никогда не удавалось мне, — играть роль с куражом и удовольствием. Она даже к выбору наряда подошла с выдумкой. Лисица! Геля — лисица рыжая, и будь ее шуба тоже рыжей, маскарад стал бы излишне явным. Какую чудесную дурочку она разыграла перед Анатолем! Не вульгарную, но веселую, оставшись в рамках благопристойности, но всячески намекая, что может за эти рамки перейти. Неудивительно, что князь ею очаровался. Задача, которую я успела обрисовать, телефонируя в приказ, была нечеткой. Кошкин примется за мною ухаживать, то есть докучать своим обществом каждый божий день. Мне необходим был буфер между мною и женихом, отвлекающий маневр. В лице Евангелины Романовны я получила дуэнью и наперсницу, партнершу в проказах и блюстительницу приличий.
— Гаврюшу с собой не берешь? — спросила она, прижавшись к плечу, когда мы оказались уже в санях.
— Дом оставила сторожить.
— От того разбойника, что скулу тебе разукрасил?
Я кивнула. А ведь вроде так удачно синяк замазала. У моей фальшивой Маняши такое обилие дамских штучек обнаружилось, что во всем доме побелку можно было подновить. Я находкой воспользовалась бесстыдно, но, как оказалось, не особо удачно.
Поглядывая на сиятельного возницу, я рассказала Геле о драке и о том, каким монстром оказался близкий родственник.
— Кошмар, — решила подруга. — Ты права абсолютно, такие типы без укорота быстро человеческий облик теряют, а законной управы на них не сыщется.
На выезде из квартала к нам присоединилась группа верховых, ротмистр Сухов, молодцевато гарцующий на вороном скакуне, приветствовал нас криками, секретничать дальше не получалось.
В зимних берендийских гуляниях раньше принимать участия мне не доводилось. На коньках, разумеется, каталась, но вдвоем с Маняшей, на самолично залитой ледянке во дворе. Поэтому размах, с которым подошел к делу князь Кошкин, меня немало впечатлил. Адъютант на вытянутых руках поднес мне ларец, а князь самолично помог обуть лежащие в нем «снегурки».
— Весь Мокошь-град обыскал, моя огненная, чтоб на вашу крошечную ножку подошло.
Переобувание получилось излишне интимным, и меня не порадовало. Прикосновения Анатоля не нравились мне и тогда, когда как бы нравился он сам, теперь же и вовсе вызывали отвращение. Я поморщилась, когда его пальцы обхватили мою щиколотку.
— Больно?
— Потерплю.
— Мне бы не хотелось, чтоб вы меня лишь терпели.
Надев привычную маску жеманницы, я проворковала нечто комплиментарное и сообщила Сухову, пытающемуся поднести мне исходящую пряным паром чарку горячего вина, что мы с Евангелиной Романовной хмельного не употребляем по причине молодости и приличного воспитания.
Его сиятельство потребовал чаю барышням и сам руководил установкой огромного десяти ведерного самовара прямо на речном берегу.
— Догадываюсь, что наедине с женихом ты оставаться не желаешь? — Геля смотрела на свои ноги в коньках с сомнением.
— Мои желания вразрез с необходимостью идут. Нам бы приглашение в дом получить, — быстро, сбиваясь и торопясь, сообщила я свои планы.
— Перфектно, — сказала Евангелина. — Единственная твоя проблема, барышня Абызова, что ты спрашивать не приучена, все тихой сапой разузнать пытаешься.
— Да будь я сновидицей…
— А я чародейкой? Отставить причитания! Работаем с тем, что есть. Сейчас мы в это болотце палочкой тыкнем.
И она принялась за работу. Прилипла к ротмистру, хлопотавшему с самоваром, и беседовала с ним, пока я знакомилась с присутствующими на гулянии дамами. Публика угощалась у столов, многие уже успели надеть коньки, оттого покачивались, нетвердо стоя на ногах. Анатоль постоянно был рядом, придерживал под локоть, предлагал закуски и чай. Лицо его на морозе раскраснелось, он будто помолодел, сбросив с десяток лет.
Духовой оркестр, что развлекал нас вальсами с дощатых мостков, установленных неподалеку, вдруг умолк. По расчищенным меж сугробов тропинок на берег высыпал неклюдский ансамбль.
— Благодарю, ваше сиятельство! — воскликнула Попович. — Давайте кататься!
Моим партнером в катаниях, по умолчанию, стал князь, Гелиным, соответственно, адъютант Сухов. Тому можно было лишь посочувствовать. Пара его, не отличаясь ловкостью, демонстрировала преувеличенное желание эту ловкость показать. Мы с князем обогнули каток дважды, ротмистр за это время успел дважды упасть и получить удар лезвием конька партнерши в сгиб ноги.