Огонь и ветер
Шрифт:
Часть III: Лиан. Глава 4
Костер потрескивал совсем тихо, и потому я отчетливо слышал каждое слово колыбельной, которую пела Шуна на своем родном языке. Феррестрийские слова вплетались в холодный воздух ночи и уносились куда-то к небу вместе с ароматным дымом. Большая их часть даже была мне понятна... Я ощущал храм у себя за спиной и помнил все, что произошло в его стенах, но в этот миг все случившееся (и неслучившееся) казалось мне таким далеким...
Заботливо укрытый плащом и уложенный головой на мягкую сумку, я лежал с закрытыми глазами и ощущал себя так
Колыбельная плыла над степью и баюкала, я понимал – еще пара мгновений, и сон опять заберет меня в свои объятия... Но все же любопытство взяло верх, и я осторожно поднял ресницы.
Ого! Вот этого увидеть я в самом деле не ожидал!
Фарр в одной куртке сидел у костра напротив, тихий и неподвижный, глаза его были закрыты, а длинные белые волосы рассыпались по плечам. Шуна перебирала их, прядь за прядью, осторожно... так осторожно, будто они были сотканы из воздуха... Маленькие ловкие пальцы распутывали бессчетные колтуны, которые давно уже украсили принцеву гриву. И Фарр не отталкивал эти руки, не пытался вскочить, обозвать воровкой или шлюхой ту, что незаметно и бережно сплетала у него за спиной свою нехитрую женскую магию.
Исцеляющую магию, которая дана любой женщине на земле.
Я смотрел на них во все глаза и боялся шелохнуться или вдохнуть чуть глубже, чтобы не выдать своего присутствия и не спугнуть это колдовство.
«Как? – хотелось воскликнуть мне. – Как ты это сделала, Шуна? Что ты сказала ему, что он позволил тебе растопить свой лед?»
Но вместо того усилием воли отвел взгляд в сторону, а потом и вовсе зажмурился.
Фарр думал, я ничего не понимаю...
Но даже не заглядывая в попорченное нутро своего наатха, я знал, откуда берет источник его боль.
По всем правилам этой жизни я тоже должен был испытывать такую же.
Потому что не проходило ни дня, чтобы я не думал про нее...
Про Айну.
Как и мой названный братец.
Вот только ему было во много крат хуже. Хуже с каждым днем. Эта боль пожирала его изнутри, слипаясь с какой-то другой, более старой и совсем мне незнакомой.
Когда мы оба оказались в Потоке, я мог бы без особых усилий разгадать его тайну... Но, может быть, в роду Даэлов не было очень уж хороших людей, зато мы умели держать свое слово. И я не собирался лезть туда, куда обещал не лазить.
Воспоминание о Потоке заставило меня вдохнуть поглубже и снова открыть глаза – чтобы не дать воспоминаниям унести туда... Туда, где было так много знания и Силы, что один неверный шаг, и ты останешься там навсегда.
Шуна как раз допела свою песню и медленно выпустила последнюю распутанную прядь из рук. Я видел ее лицо в неярких отсветах огня, и оно казалось мне совсем незнакомым – без обычной усмешки, хищного оскала и готовности огрызнуться. Это было лицо уставшего человека, стоящего на пороге чего-то недосягаемого и слишком хорошего, чтобы поверить в свою удачу всерьез. Нерешительно она вновь подняла руку, протянув ее к белоснежной макушке, но, словно испугавшись чего-то опустила ее. В глазах отразилась странная мучительная борьба, а потом Шуна вдруг просто положила голову на плечо Фарра и замерла так. И – клянусь всеми богами! – в этот миг я слышал, как часто стучит ее сердечко, грозясь выпрыгнуть и груди.
О, нет, рядом со мной она не переживала ничего подобного.
Сердце Фарра я слышал тоже. И с восторгом понимал, что эта девчонка прямо сейчас делает нечто такое, чего я не умел, не мог дать своему братцу.
Она согревала его своим огнем, огнем своей души.
Медленно, очень медленно Фарр обернулся к ней. Он по-прежнему не улыбался, но и мрака в его глазах больше не было. Я увидел, как он раскрыл рот, пытаясь сказать что-то, да так и замер, встретившись взглядом с Шуной. Слова, верно, застряли у него в глотке, потому что вместо этой нелепой трепотни он сделал то единственное, что стоило сделать.
Этот болван схватил ее в охапку и повалил в траву.
Усмехнувшись, я плотней закутался в большой плащ Фарра, перекатился на спину и уставился в небо полное звезд. Пленительное небо, вечное и бездонное. Где-то там, по другую его сторону сидели боги и бесстрастно взирали на нас. Я улыбнулся им и подумал, что завтрашний день будет днем перемен.
Завтра мы с братцем снова пойдем в каменный лабиринт и будем слушать голоса предков.
Только на сей раз я не свалюсь без сил, едва только начнется самое интересное...
Завтра я буду готов.
– Что там случилось вчера, а? – спросила Шуна, вручая мне миску с варевом. Пахло божественно... – Почему это Верзила выволок тебя из храма на ручках?
Я отхлебнул из миски и даже прикрыл глаза от удовольствия. Мы с Высочеством точно так готовить не умели. Никогда. И едва ли научимся.
– У тебя талант, – сказал я искренне, игнорируя заданный вопрос. – Ты могла бы стать знатной поварихой!
– Зубы мне не заговаривай, синеглазый! Я чуть не сдохла от страха, когда твой братец выперся с тобой из этой гробницы. Один без памяти, другой будто дурной травы обкурился!
– Ты не поймешь... – проклятье, когда это я перенял у Высочества его любимое выражение? – Там... там просто очень сильный колдовской источник. Нам не стоило лезть к нему после долгого перехода... Мы оба устали. Я особенно... Фарр-то выносливый, наследничек, мать его...
Тут я натурально прикусил язык, запоздало поняв, что ляпнул лишнего. Но Шуна как будто и не заметила ничего, только поежилась – мой плащ теперь защищал от холода спящее Высочество, степная воровка великодушно оставила его братцу, встав первой поутру.
– – Иди сюда, – я позвал ее к себе и укрыл полой второго плаща, – пока не околела.
Шуна охотно залезла мне под бок, подула в свою миску и осторожно попробовала варево.
– Неплохо так, да... Жрать можно, – умяв пару ложек покосилась на меня и добавила будто невзначай: – А братец твой точно ничего не курил вечерком?
– Точно... Он не по этой части.
– А по какой?
Вот спросила! Я даже задумался, чего б такого набрехать про Высочество, чтобы опять не оплошать. Не так-то и много можно было на самом деле...