Огонь на поражение
Шрифт:
— Да ладно, ты не стесняйся. У меня не горит, спи, перезвоню, когда скажешь.
— Да нет, Спиридон. Ты же меня знаешь, дай волю, да изолированную квартиру, да чтобы со службы звонками не беспокоили, — я и сутки просплю. Рад бы в рай, да грехи… К девяти тридцати должен быть на планерке. Как штык. Так что звони через полтора часика — не ошибешься.
— Лады.
— Сам спал?
— Еще как.
— Ну и славно.
Кругов повесил трубку. Итак, его «пасут». В разговоре он сообщил мне, что через час-полтора постарается «сбросить» хвосты и быть на «чистой», «изолированной» хате, туда и перезвонить. Телефон там тоже «чистый». Мимоходом я выяснил, что у меня «не горит», сижу «тихо» — потому что «спал» нормально.
Набираю другой номер. На этот раз трубку берут лишь после девятого гудка.
— Да… — Голос со сна хриплый, и я словно воочию вижу опухшее лицо его обладателя.
— Это у вас можно заказать серебряные цепи к сливным бачкам первого поколения?
— Что?.. Какие цепи?..
— Кандальные. Вернее, псевдокандальные. Черненые, под старину, инкрустированные венецианским хрусталем и индийскими сапфирами. Красиво, а?
— Б-б-б-л-и-н!.. Др-р-р-онов!..
На всякий случай отставляю трубку подальше от уха. Потоки художественно-бесформенной, грубой, девственно непристойной брани вылетают из телефонной мембраны со скоростью истребителя-перехватчика, врезаются в ближайшую стенку и готовы посыпаться с нее хрустящей грудой вместе с известкой.
Так, вроде поутихло. Подношу трубку к уху.
— Рад, что ты уже на ногах и готов посмотреть в глаза новому дню.
— Дрон… Ты…
— Рудольфыч, угомонись. Лучше вермута хлебни. Слышно, как трубка на том конце гулко стукнулась о что-то твердое. Видимо, мой абонент пошел исполнять пожелание буквально.
Судя по голосу и по тому, что он произносил, Сашка вряд ли спал больше двух часов. Если отключку после хо-рошей дозы крепленых вин, смешанных в его желудке в самой причудливой пропорции, можно назвать сном. Вот только бы с опохмелкой не перестарался — мне поговорить с ним нужно. Вернее проконсультироваться.
Сашка, он же Александр Рудольфович Регент, — волшебник и маг компьютерного дела. Программист, вернее даже — композитор программ. От машины он может не отходить сутками, становится словно ее частью, шестеренки в его собственной бестолковкс перегреваются и горят. И тогда Сашка начинает квасить. Промывать извилины. Пьет он тоже в компании компьютера. Не удивлюсь, если он соорудил уже программу, способную «захмелять» машину, — чтобы идти «вровень».
Еще — он жуткий бабник. И «западают» на него почему-то две категории девок — или весьма серьезные, интеллектуальные дамы, или самые «оторванные» шлюхи. Но поскольку ни первые, ни вторые не выдерживают никакого сравнения с машиной, то вскорости бывают выгнаны.
Часто — с матом и мордобоем.
Кликуха у Сашки — Кварта или Квартерон. В переводе с иноземного — четверть.
С одной стороны — за количество потребляемого спиртного. С другой…
Сашка Регент состоит по происхождению из четырех четвертей: папа его наполовину немец, наполовину русский, мама — наполовину еврейка, наполовину армянка. Эта взрывчатая смесь в Сашкиной крови бродит своенравно, время от времени рождая в окружающем Регента пространстве тайфуны и протуберанцы с последствиями для окружающих. Я-то лично полагаю, что Сашкины более дальние предки тоже не отличались моногамией в связях, а потому в том вине, которое именуется кровью, присутствуют примеси зулусских вождей, индейцев Амазонии, сдержанных норвежцев и неуемно воинственных турок-сельджуков!
Возможно, последнее — плод моего нездорового воображения, и насчет сельджуков я погорячился. Возможно…
Сашка — свободный художник. Составляет по заказам уникальные компьютерные программы, очень хорошо зарабатывает, охотно ссужает деньгами огромное количество приятелей и подруг, никогда не требуя возврата, и «утекать мозгами» в ихние Штаты не собирается. Ибо там его «люфты» — «не поймут». Свои национальность, вероисповедание и менталитет он определяет одним словом:
«Здешний».
— Дрон, ты еще «на трубе»? — Умиротворенный голос Регента тепл и дружественен.
— Ага.
— А ты знаешь, что я гений?
— Естественно. А что, кто-то сомневается?
— Есть такие… Вчера, к примеру, меня назвали «компьютерным импотентом».
Ты представляешь? Меня?! Импотентом! Компьютерным!!!
— Не комплексуй. Если в слове переставить ударение, то по-английски оно будет звучать как «важный»…
— Важняк!
— Ну…
— Это хорошо. Важный Компьютерный Импотент. Это круто. Тебе денег не надо?
— Мне нужны мозги.
— Резонно. Японцы — козлы. Они покупают патенты. Американцы покупают мозги.
Только в их тепличной обстановке даже приличные мозги станут куриными.
— Это без балды.
— Ты в стране?
— Да.
— Приезжай. Выпьем. Мы с тобой не бухали… Даже не помню, когда…
— Закончу одно дельце — и обязательно.
— Дрон, ты меня не уважаешь.
— Уважаю. Ты ведь гений.
— Гений. А что толку? Выпить и то не с кем.
— Собаку заведи.
— Спаивать животное? Это негуманно. К тому же она мне все потом заблюет.
— Кварт, у меня к тебе вопрос накопился.
— Излагай.
— Он про машины. Сосредоточься.
— Не учи отца «стрекаться». Излагай, говорю.
— Вопрос первый. Могу ли я спрятать в компьютер информацию так, чтобы никто не знал, что она там находится?
— Уточни.
— Ну, предположим, заложить важную для меня информацию, а сверху записать лажу — например, о рынке ценных бумаг или продаже зеленых попугайчиков в Сингапуре…
— Нет, так не получится. Файл-то ведь занят.
— А разбросать информацию по разным компьютерам среди не важной?
— Да можешь, конечно.
— А защитить?
— Естественно. Составляешь защитную программу или просто блокируешь собственным кодом-замком…
— А можно сделать так, что при попытке подбора кода информация самоуничтожится, сотрется совсем?
— Можно. Только вот вопрос: что значит «совсем»? У тебя информация на винчестере будет?
— Ну…
— Значит, уничтожить полностью ее невозможно. Ее можно восстановить.