Огонь на поражение
Шрифт:
Полагаю — блестящее. Ибо сам по себе, невзирая на большую редкостность, ни для кого опасности не представляю. Ну да я никогда и не считал себя фигурой равной Черчиллю!
Какой вывод из вышеизложенного?
Пора паковать чемоданы. Тем более вещичек у меня в камере совсем немного.
Раннее утро, часа четыре. Лежу и размышляю. О бренном и вечном.
Как бы там ни было, а чеченская война остается трагедией, и мне жалко всех, погибших там. И тех, кто выполнял долг, и тех, кто был обманут и предан.
Этнические конфликты?
В свое время Лев Николасвич Гумилев в монографии «Этногенез и биосфера земли», вводя понятие «этнос», сделал примерно следующую сноску: «Меня часто просят: дайте короткое определение, что такое „этнос“? А я много раз спрашивал собеседников — вы можете определить коротко, что такое „свет“?»
Господь разделил человечество на расы и племена, чтобы расцветить наш мир, дать возможность каждому народу найти свое место в нем, как и возможность взглянуть на себя со стороны, другими глазами. Чтобы ни один народ не погряз в гордыне самовозвеличивания и самолюбования. Ведь гордыня — первый из смертных грехов, порождающих все остальные: зависть, ненависть, злобу…
В действительности нас ведь интересует не то, кто человек по национальности, а какой он — добрый, честный, порядочный, справедливый, умный…
Национальность важна, ибо делает человека своеобразным, неповторимым, интересным для других. Но сущность человека, его достоинство всегда будет определяться по-прежнему: добротой, честью, порядочностью, справедливостью, отвагой…
Меня называли идеалистом. Потому что считаю людей лучше, чем они есть? Да нет же! Люди действительно лучше, чем хотят казаться, просто многие доброту и искренность считают слабостью и боятся проявлять их!
Жизнь у меня складывалась по-всякому. И даже не знаю, где бы я был сейчас, и был ли вообще, если бы в трудные минуты меня не поддержали люди — и друзья, и вовсе незнакомые…
Думаю, закон сохранения доброты является всеобщим. Можешь помочь, поддержать человека, — сделай это, и помощь придет к тебе именно тогда, когда ты будешь нуждаться в ней!
Если это идеализм — то да, я идеалист. Разве это плохо? И я люблю песню «Я, ты, он, она — вместе целая страна!», и я уверен, солнце еще будет светить всем нам!
Порой кажется, что конфликт между властью и людьми вообще неразрешим… Да нет, никакого конфликта нет.
Просто люди, избранные властвовать, должны принимать власть как величайшее доверие и ответственность, как возможность защищать достоинство всех людей. Ибо любое государство сильно именно достоинством своих граждан.
Может, и это идеализм. Может быть…
Только чем еще жив наш мир, если не идеалами — любви, добра, красоты…
С этой мыслью я засыпаю…
На выходе из «темницы» меня встречает Кругов.
— Игорек, у тебя есть «баунти»? — задаю ему вопрос, мучивший меня с самого пробуждения.
— Че-го?
— Свобода, конечно, слово сладкое… Но мне этого мало. Хочу получить «райское наслаждение» и немедля!
— Как бы врезал!.. Дрон, я не пойму, как тебя вообще выпустили!
— Анекдот помнишь? Едут два ковбоя. Мимо них вихрем проносится третий.
Первый спрашивает второго:
«Это кто такой?» — «О, это Неуловимый Джон!» — «Его что, никто не может поймать?!» — Ковбой выхватывает кольт. «Да нет, просто он на фиг никому не нужен!»
— Так ты никому не нужен?
— Абсолютно.
— Садись в машину.
— Далеко едем?
— На дачу к Димке Крузу. Посидим…
— Официоз?
— Во-во. С напитками и закусками.
— А «баунти» будет?
— Будет. И кофе, и какао с чаем!
— Трогай! — по-гагарински отмахиваю рукой.
Сидим на старенькой Димкиной даче и молча смотрим на огонь в печи, уютный и ровный.
Ребятам я успел изложить события, начиная с приморских, в хронологическом порядке. Равно как собственные аналитические измышления и изыски, рожденные, подобно «Тюремным тетрадям» Антонио Грамши, в камере, а потому страдающие несколько своеобразным взглядом на события. Речь моя аплодисментами не прерывалась, ни бурными, ни продолжительными.
— Накрутил ты тут, — хмыкнул Игорь. — Компрадоры, националы, олигархи…
Для меня ясно, что криминалы — это бандиты и их нужно ловить. И, как я понял, многих из них отловить мне уже не удастся — легализованы…
— Это, Игорь, как повезет. Думаю, на твой век бандитов хватит. К тому же всегда можно утешиться Бальзаком….
— В смысле?
— «За всяким большим состоянием кроется преступление».
— Красиво, но не всегда верно, — пожимает плечами Димка. — Олег, а почему они назывались «Гудвин»?
— Организация?
— Да.
— Могли бы, к примеру, «Буратино» — тоже хорошая сказка, — смеется Крутов.
— Не знаю… Может, кто-то из «отцов-основателей» сильно сюжету сочувствовал — про деревянных солдат: сгорают и боли не чувствуют.
— А серьезно?
— Да тут и «серьезно» выглядит, как полная чепуха… Хотя… «Гудвии» по-английски можно произнести и как «гудвайн», то есть — «хорошее вино». Что в хорошем вине основное?
— Количество, — смеется Кругов, — Чего-чего, а хорошего вина много не бывает.
— Градусы…
— Букет…
— Не-а. Самое главное — это закваска или сусло. Улавливаете созвучие?
— Натяжечки…
— Кто бы спорил. Как во всякой версии.
— Так что это за вино? — интересуется Димка.
— «Три семерки». Еще в сталинское время оно, наряду с «мадерой», считалось лучшим. Его еще именовали — «дамский коньяк».
— Ко временам нашей молодости от лучшего там осталось только название… — смеется Круз.
— …и цена, — добавляет Крутов.
— Тем не менее на вариацию цифр, так или иначе включающих «777», был закрыт сейф в «Континентале».