Огонь на солнце
Шрифт:
— Вопросы морали с психом обсуждать бесполезно, — сказал Шакнахай. — Для успокоения сосунка нужно использовать любую возможность. — Он пошевелил указательным пальцем, будто нажимая спусковой крючок.
— А Полный Караульный говорит совсем другое, — заметил я. — Кстати, это ты отключил модди? Где он?
— Да, я, — сказал Шакнахай. — Вот он. — Он вынул модди из кармана рубашки и бросил его на пол рядом со мной. Потом наступил на него тяжелым черным ботинком и раздавил каблуком.
— Купишь другой — я сделаю то же самое с твоей физиономией, а то, что останется,
Вот так-то, Марид Одран — идеальный офицер охраны правопорядка.
Я поднялся на ноги, чувствуя себя несравненно лучше, и направился следом за Шакнахаем из полумрака бара. Мсье Гарготье и его дочка Мэдди вышли вместе с нами. Бармен налетел на нас с благодарностями, но Шакнахай только отмахнулся:
— Не стоит благодарности, мы только выполняли свой долг.
— Заходите в любое время, вас я обслужу бесплатно, — .заверил нас Гарготье.
— Может, и заглянем как-нибудь. — Шакнахай обернулся ко мне: — Поехали.
Мы вышли из ворот кафе. Старый Вейнтрауб все еще сидел под зонтиком с рекламой «Чинзано», забыв, по-видимому, про все на свете.
На пути к автомобилю я сказал:
— Как здорово, что у меня снова появились друзья.
Шакнахай посмотрел на меня:
— Принять предложение бесплатной выпивки — одно из грубейших нарушений дисциплины.
— Вот уж не знал, что в Будайене существуют законы, — сказал я.
Шакнахай улыбнулся. Казалось, между нами начало устанавливаться взаимопонимание.
Не успел я забраться в машину, как муэдзин из ближайшей мечети огласил намаз. Шакнахай поднялся на заднем сиденье и вытащил свернутый коврик. Он расстелил его на асфальте и молился в течение нескольких минут, Я почувствовал себя неловко. Когда Шакнахай закончил, он свернул коврик и положил его на место, одарив меня при этом странным взором, словно упрекая в чем-то. Мы сели в автомобиль, но некоторое время никто из нас не произнес ни слова.
Шакнахай развернулся по улице в обратном направлении и выехал из Будайена. Странно, но я больше не боялся быть замеченным своими старыми друзьями. Ну и черт с ними, подумал я, если вспомнить, как они со мной обращались. Это во-первых. А во-вторых, я чувствовал себя несколько иначе, пострадав при выполнении служебного долга. Приключение в «Феи Бланш» вызвало сдвиг в моем сознании. Теперь я оценил риск, которому изо дня в день подвергается полицейский.
Шакнахай снова удивил меня.
— Ты не прочь остановиться перекусить где-нибудь? — спросил он.
— Отличная идея.
Слабость и головокружение все еще не оставляли меня, и поэтому я с радостью согласился.
— Рядом с полицейским участком есть одно распробованное местечко, куда мы ходим.
Он включил сирену и быстро пробился через автомобильную пробку.
— Полиции можно, — сказал он мне, ухмыльнувшись. — А больше никто не рискует.
Когда мы зашли в «местечко» Шакнахая, я был приятно удивлен. Закусочная принадлежала молодому мавританцу по имени Мелул, и меню представляло блюда национальной кухни. Шакнахай вполне искупил все доставленные мне неприятности. Я взглянул на него, оценивая заново: теперь он казался
— Давай займем этот столик, — сказал он, указывая на угол подальше от двери, откуда он мог наблюдать за посетителями и за тем, что происходит на улице.
— Спасибо, Шакнахай, — сказал я. Не часто приходится отведать домашнего.
— Мелул! — крикнул он. — Я привел тебе братишку.
Хозяин подошел к нам со сверкающим металлическим кувшином и тазиком. Шакнахай тщательно вымыл руки и вытер их белоснежным полотенцем. Затем я повторил этот ритуал, не ударив лицом в грязь. Мелул поглядел на меня и улыбнулся. Он был мне почти ровесником, только что ростом повыше и кожей потемнее.
— Я бербер, — сказал он. — А вы? Из Орана?
— Во мне есть берберская кровь, — сказал я. — Я родился в Сиди-бель-Аббис, но вырос в Алжире.
Мелул подошел ко мне, и я встал. Мы обменялись поцелуями.
— Я всю жизнь жил в Оране, — сказал он. — А теперь переселился в этот чудесный город. Устраивайтесь поудобнее, я принесу вам с Иржи отведать чрезвычайно вкусное блюдо.
— А вы очень похожи, — заметил Шакнахай. Я кивнул.
— Офицер Шакнахай, — сказал я, — мне хотелось бы…
— Называй меня просто Иржи, — Откликнулся мой напарник. — Ты вставил этот треклятый модди и пошел за мной в кафе. Глупо, конечно, но главное — ты не сдрейфил, а значит — прошел испытание.
Это подбодрило меня:
— Слушай, Иржи, я хотел спросить тебя. Ты считаешь себя религиозным человеком?
Он нахмурился:
— Я придерживаюсь традиций, но никогда бы не пошел на улицы убивать неверных из числа туристов, не исповедующих ислам.
— Тогда, может, объяснишь мне, что означает мой сон?
Он засмеялся:
— Какой сон? Ты с Брижитт Сталхелм в Туннеле Любви?
Я помотал головой:
— Нет, совсем не то. Мне снилось, что я встретил Пророка. Но никак не могу понять, что он мне сказал. — И я поведал ему остальную часть видения, созданного Мудрым Советником.
Щакнахай приподнял брови и в раздумье покрутил кончики усов.
— Сдается мне, — наконец сказал он, — что этот сон — об основных добродетелях. Ты должен помнить о смирении, уподобляясь Пророку Мухаммеду, да пребудет с ним мир и благодать. Сейчас не время для осуществления великих замыслов. Может быть, позже, если будет на то воля Аллаха. Ну, теперь для тебя что-то прояснилось?
Я даже вздрогнул, тут же осознав, что он прав. Это было закамуфлированное предостережение: не решать сгоряча конфликты с матерью, Умм Саад и Абу Адилем. Торопиться не следовало. В конце концов они сойдутся вместе.
— Спасибо тебе, Иржи, — поблагодарил я. Он удивился:
— Да не за что.
— Вот превосходное блюдо, — весело сказал Мелул, устанавливая поднос на столик между мной и Шакнахаем. Возвышающийся на нем кускус благоухал корицей и шафраном, и только тут я понял, до чего же проголодался. В углублении в самом центре кружка кускуса Мелул разложил мелко нарезанные куски цыпленка с луком, поджаренные в масле и сдобренные медом. Еще он принес тарелку с лепешками и две чашки черного кофе.