Огонь в небесах
Шрифт:
– Я не могу.
– Страшно?
– Слишком давно все было.
– Ты скучаешь, да?
– почти шепотом спросила она.
Чуть помолчав, человек очень глухо сказал:
– Пожалуй...
И тут раздался строгий женский окрик.
Девочка вскочила с бордюра.
– Это мама. А ты еще придешь?
– Не знаю. Может, звездочкой подмигну, - улыбнулся человек.
– Ты приходи!!! Пока!
– Прощай.
– Кому это ты кричишь?
– Дяденьке-привидению. А ты говорила, что привидений нет! А он есть! И он поссорился с папой...Мы с ним поговорили.
– Когда же это вы успели - я же следом за тобой вышла. Ох, сколько же можно с тобой говорить...
Ребенок обиженно надул губки. И вдруг...
– Мамочка, я сейчас! Я к тому подъезду, я на минуточку!
Девочка выпустила материну руку и пулей бросилась к тому месту, где только что был человек в странном плаще. Она хотела подарить ему свою пасочку - ведь так не должно быть, чтобы кому-то никогда не дарили подарков.
Но там уже никого не было.
Она растеряно посмотрела по сторонам. Обернулась на мамин голос. И, поколебавшись еще мгновение, положила игрушку на бордюр.
– Милое грустное привидение, если ты еще придешь, возьми это в подарок.
И побежала обратно.
– Мама, а Боженька может помочь грустному привидению? Бабушка говорит, Он может все.
– Не говори ерунды. Ни привидений, ни Бога нет, это придумали глупые люди давным-давно. И только старенькие бабушки и дедушки, которые неграмотные, верят в такую ерунду. Больше не поедешь в деревню, нечего тебе там делать!
"Боженька, помоги этому привидению помириться с папой, пожалей его. Он мой друг, и ему очень-очень грустно", - шепотом попросила малышка темную тучку на голубом небе. Мир бабушкиных сказок, красивых икон и чудесных историй все еще слишком живо владел ее воображением.
Нервно дрогнули ветви деревьев. На какое-то мгновенье воцарилась тишина, необыкновенная тишина на том месте, где раньше лежала детская игрушка.
***
Лавра сияла куполами и до блеска отшлифованными тысячами ног булыжниками древней мостовой. В туфлях идти было совершенно невозможно. Каблуки скользили, попадали в щели кладки, и Соня уже отчаялась получить от прогулки удовольствие.
– Давайте вон туда свернем?
– предложил Димка, указывая направление, куда иногда сворачивал прогуливавшийся по монастырю народ.
– Отец, а не подскажешь, куда вон та дорожка ведет?
– беспардонно спросил Тоха, останавливаясь перед проходившим мимо немолодым монахом с тощей бороденкой.
– К колодцам преподобных Антония и Феодосия. Непременно сходите туда, молодые люди, непременно, к нам издалека приезжают, чтобы воды благодатной напиться и с собой взять. Вы у нас впервые, как я понимаю?
– Это, наверное, издалека видно, - усмехнулась Соня, неловко пытаясь поставить понадежней скользящие каблучки. Монах сочувственно покачал головой.
– Вы бы разулись вовсе, в такой обуви и упасть можно.
– Да неловко как-то...
– Ну-ну, босой ходить не стыдно, вот не венчанными жить как мужу с женой, наркотики принимать, вином упиваться, как некоторые - вот это стыдно. Не бойтесь - грязь не пороки, отмывается легко, а так вы же только о ногах думать будете, на мысли о Боге уже и сил не останется.
Молодежь переглянулась. Поколебавшись, Соня сняла туфли, и когда ее ноги встали на начинавшую прогреваться мостовую, невольно охнула от удовольствия.
– Вот так гораздо лучше. Ну раз вы у нас впервые, то, может быть, не знаете: самое поразительное место в Лавре - пещеры. Обязательно побывайте там. Ну, идите с Богом.
– Спасибо, отец.
Монах засеменил в гору по своим делам, а ребята направились к колодцам.
– Занятный старичок, - заметил Тоха, нарушая воцарившееся молчание.
– Обычный фанатик. Только повод дай - они и в разговор о геморрое вставят нравоучение, блин, - раздраженно парировал Димка.
Земляная тропинка привела к первому колодцу, окруженному лавочками, под навесом густых зеленых крон деревьев. Люди набирали воду с помощью закрепленного на цепи ведра.
– Говорят тут часовню скоро сделают, и над Антониевым колодцем тоже, - делилась новостями одна из паломниц, набирая уже третью канистру воды.
– Доброе дело, - ответила ей другая.
– Да чего же доброго, первозданность-то теряется. А мне так нравится сидеть тут на лавочке, смотреть на тропку и думать, будто вот-вот и сам батюшка наш Феодосий по ней спустится...
Когда люди пошли дальше, Тоха тоже зачерпнул воды. Пили из ладоней, вода оказалась немного металлической на вкус и очень холодной.
– А у Антония водичка мягче, вкуснее, - сказала ребятам немолодая женщина в сером платочке, подходя к ним и устраиваясь на лавочке с молитвословом в руках.
– А почему тут к дереву иконка Архангела Михаила прикреплена?
– спросила у нее Соня, рассматривая простенькую затянутую в пластик иконку, за которую кто-то заткнул кучу бумажек.
– Это любимое молитвенное место отца Агафангела, Царствие ему Небесное. Святой человек был, иконописец. Вон, люди до сих пор ему записочки пишут, чтобы помолился о них, помог, утешил. В Китаевской пустыни схоронили его, лет пятнадцать назад, может, и больше. Не хотите попросить о чем-нибудь? Я могу и ручку и листочек дать.
Соня снисходительно улыбнулась.
– Спасибо, нам не надо. Ну что, пойдем обратно в Лавру?
Димка охотно кивнул, эта тетенька с елейным личиком начинала его раздражать своей услужливостью.
Тоха задумчиво погладил ствол дерева.
– И как, исполняется?
– спросил он, оборачиваясь к женщине.
III
От жажды умираю над ручьем.
Ф.Вийон.
Агафангел в мастерской он был один, если не считать молящегося в углу Ангела Хранителя. Мягкие почти бесконечно длинные афонские четки медленно проползали между пальцами левой руки. Правая осторожно придавала архангельскому мечу металлический блеск.