Огонь
Шрифт:
Она меняет положение и чувствует резкую боль — на бедре Линнеи был огромный синяк.
— Мину, ты меня не слышишь?
Мину смотрит на Ванессу и опять чувствует легкое головокружение. Глаза Ванессы смотрят на нее взглядом Линнеи.
— Я пытаюсь послать тебе мысли, но, похоже, они не доходят, — говорит она.
— Нет, — отвечает Мину. — Я ничего не слышу.
— Значит, в теле Ванессы моя магия уже не работает?
— У всех так? — спрашивает Анна-Карин.
Мину зажмуривается и пытается выпустить черный дым. Но ничего не происходит. Магический «клапан»
Она открывает глаза и смотрит на остальных.
— Наверно, что-то замкнуло, — говорит Ванесса.
— Надеюсь, покровители знают, что делают, — добавляет Линнея. — Потому что я ума не приложу, как себя вести. Я имею в виду не только процесс. Но и остальную жизнь. Мы же должны теперь жить жизнью друг друга. Кстати, Мину, поздравляю с приобретением: моя жизнь — тот еще подарок.
— Мы должны снабдить друг друга всей необходимой информацией, — говорит Мину. — Рассказать все самое главное и написать памятки.
Она вырвала листы из записной книжки и раздала их Избранницам. И только взяв в руки листок, поняла, что должна рассказать Иде всё, до мельчайших подробностей. Все свои привычки и обязанности, всё, что составляет личную жизнь каждого человека.
56
В голове Анны-Карин крутилась старая поговорка: хочешь узнать своего врага, примерь его ботинки.
Пока ей очень нравилось находиться в ботинках Иды, точнее, в ее теле.
Анна-Карин попробовала пробежаться по дорожке между коттеджей — ноги летели, почти не касаясь земли. Тело было сильным и легким, казалось, оно вообще не устает.
Пройдя несколько кварталов, она увидела дом Иды. Подошла к калитке, прислушиваясь к собственному дыханию. Даже оно звучало непривычно.
Сколько раз Анна-Карин пыталась представить, как живут люди в этом доме. Пыталась придумать тайны, которые скрываются за зеленым фасадом. Тайны, которые объяснят существование феномена Иды Хольмстрём.
Анна-Карин забыла, каким ключом открывать входную дверь, и пока подбирала на связке подходящий, вспоминала все, что было написано в ее памятке. Папу зовут Андерс, маму — Карина, брата — Расмус, сестру — Лотта. Комната Иды находится на втором этаже возле лестницы. Ее зубная щетка красного цвета. Она мажет тело кремами серии, название которой Анна-Карин не может выговорить, а спит в лифчике, чтобы к старости не отвисла грудь.
Наконец Анна-Карин отперла дверь и вошла в прихожую. Из кухни доносились голоса и звон приборов.
— Ида? — крикнул с кухни женский голос.
Никто не вышел, Анна-Карин сняла сапоги и, распрямившись, снова подумала, насколько тело Иды послушнее, чем ее собственное.
Ее собственное тело всегда казалось ей довеском к голове. Оно было нужно, чтобы Анна-Карин могла передвигаться с места на место. Но эту бесформенную массу приходилось прятать под многослойной одеждой.
— Ида? — снова крикнула женщина.
— Да, — неуверенно ответила Анна-Карин. Ей все еще было непривычно слышать голос Иды не снаружи, а изнутри. Так он звучал как будто
— Мы уже поели. Ты идешь?
Набрав полную грудь воздуха, Анна-Карин вошла в кухню.
Все вокруг было белым. Страшно даже дотрагиваться до чего-нибудь, не дай бог, оставишь отпечатки пальцев. Все выглядит холодным и дорогим. Такое же впечатление производят люди, сидящие за кухонным столом.
Анна-Карин видела родителей Иды раньше и считала, что они слишком правильные. Как будто их только что вынули из подарочной упаковки. Младшие брат и сестра казались уменьшенной копией Иды. Анна-Карин внутренне вздрогнула: перед ее внутренним взором промчались неприятные воспоминания детства. Интересно, эти детки похожи на Иду только внешне или по характеру тоже?
Отец Иды поднял голову, и Анна-Карин поразилась, как сильно он похож на Эрика Форслунда. Светловолосый Эрик Форслунд средних лет. Она опять вздрогнула.
— Ты что стоишь, вытаращив глаза? — спросил папа.
— У тебя сейчас глаза выскочат из черепа! — крикнул Расмус, и они с Лоттой захохотали преувеличенно громко, как, бывает, смеются дети, когда они смеются просто, чтобы посмеяться.
— Расмус! — строго сказала мама.
— Но у нее правда глаза почти выскочили, — заупрямился Расмус. — Есть собаки, у которых выскакивают глаза.
Анна-Карин подходит и садится на свободное место. Мама пододвигает к ней салатницу.
— Рыба на плите, — говорит она.
Анна-Карин накладывает себе салат и встает за рыбой, приготовленной на пару.
Едва начав есть, она замечает, что тело Иды очень проголодалось. Еда кажется необычайно вкусной. Не чета полуфабрикатам, которые едят дома у Анны-Карин.
— Как у тебя дела? — спрашивает мама Иды.
Анна-Карин проглатывает кусок рыбы и поднимает на нее глаза:
— Хорошо.
Ответ почему-то маме не нравится, на ее гладком лбу появляется морщинка.
— Дети, вы можете пойти поиграть, — говорит мама Иды, не спуская глаз с Анны-Карин.
Расмус и Лотта радостно спрыгивают со стульев и с криками несутся по лестнице вверх.
— Девочка моя, почему ты не расскажешь нам про то, что случилось? — начала мама.
Анна-Карин смотрит на обеспокоенные лица родителей.
Если бы они были вредными, злыми, ей было бы легче понять Иду. И гораздо легче простить ее.
— Мы слышали про Эрика и эту девочку, — сказал Андерс.
— Это ужасно.
— Как она может распространять про него такие слухи, — возмущается Карина. — Она явно психически больна.
— Это ее не извиняет, — говорит отец, бросая на мать выразительный взгляд. — Нечего с ними цацкаться.
— Да, конечно, — соглашается мама Иды. — Ты, наверно, ужасно перенервничала, Ида.
Они смотрят на Анну-Карин, ожидая ответа.
— Ммм, — это все, на что она сейчас способна.
— Тем более Эрик — такой славный мальчик, — продолжает Карина. — Робин — другое дело. У его мамы много проблем, ничего удивительного, что мальчик сбился с пути. Но Эрик! Сказать про него такое!