Огонек
Шрифт:
— Это я слышал от одного фронтовика. Под Ростовом было. Наши наступали. Вдруг распоряжение: закрепиться. Все быстро окопались. А один молодой неопытный солдат, Василием его звали, отрыл себе окоп точь-в-точь как горшок из-под цветка: внизу узко, вверху широко. А тут фашисты начали посыпать снарядами и минами. Осколки, как пчелы, в пологие крутости впиваются. Когда кончился обстрел, Вася выглянул из окопа, лицо у него белее мела. Видать, жутковато на поле боя бывает, когда плохо подготовлен к делу.
Слушаю Буянова, а в мозгу все время сверлит: «Огонек», «Огонек»…
Я лежу в небольшом углублении. Жесткие
Делаю рывок. Трещат сухие автоматные очереди. Слышится голос командира отделения сержанта Шилина: «Стой, окопаться!» Тороплюсь расчехлить лопату. Тень от куста укрывает меня, смягчает зной, и я долблю, долблю землю без передышки, хочется раньше всех отрыть окоп. И мне это удается. Опускаюсь в углубление — оно почему-то оказывается коротковатым.
— Окопались, товарищ Грач? — Копытов внезапно вырастает около меня.
— Окопался.
Майор ложится рядом. Я вижу его голову, плечи, затылок. Копытов берет комок земли, мнет его в руках, потом отбрасывает в сторону.
— Перебежки вы делали хорошо, быстро, а вот место для окопа выбрали неудачное. Куст — прекрасный ориентир. «Противнику» ничего не стоит открыть прицельный огонь. Учтите эту ошибку. Да и ячейку надо удлинить, ноги-то торчат.
Откуда-то появляется Шилин.
— Ведь показывал, как и что делать! — нервничает он.
— Ничего, окрепнет, — успокаивает сержанта майор и спешит куда-то дальше.
— Сейчас я вам покажу все снова — от перебежки до отрывки ячейки. Но уж потом спрошу, не обижайтесь, — волнуется Шилин. Видимо, ему стыдно перед майором за мои ошибки.
— Смотрите.
Шилин бежит к лощине, падает на землю. Потом легко подскакивает и стрелой мчится на пригорок. Расчехлив лопату, за несколько минут отрывает ячейку — великолепный окопчик, точно такой, как в наставлении по инженерной подготовке, с соблюдением всех правил и размеров.
— Повторите, — приказывает сержант и, чтобы определить, смогу ли я сделать так, как он, отходит в сторону.
— Выполняйте.
Земля бросается под ноги. Бегу быстро. Еще быстрее работаю лопатой.
— Плохо, не годится, — укоризненно произносит Шилин. — Еще разок повторите весь комплекс.
Повторяю все сначала.
— Теперь хорошо. Молодец!
И, помолчав с минуту, улыбается:
— Художник!
Маленькой черной букашкой висит над горами вертолет: он уходит все дальше и дальше и, наконец, растворяется в синеве. Мы сидим на скалистой террасе. Шилин рассматривает карту. Ветер треплет ее, отчего кажется: командир отделения держит в руках трепещущую птицу, готовую вырваться, улететь. Буянов проверяет нашу горную амуницию.
У меня, как и у каждого разведчика, груз внушительный. Но странное дело: сейчас я его почти не чувствую, может быть, оттого, что перед вылетом на задание Буянов почти каждый день в свободное от занятий время дополнительно тренировал меня. Потирая свой рыжий хохолок, он приговаривал: «Старайся, друг, старательным легче живется».
Сержант Шилин, сложив карту, объявляет, как будем продвигаться. Первыми уходят Шилин и Ратников. Я наблюдаю: их фигурки то показываются на возвышенностях, то скрываются в углублениях. Где-то на самой вершине горы «Высокой» расположена площадка. Она используется «противником» как промежуточная заправочная база для самолетов. Мы должны проникнуть туда, «взорвать» склад с горючим и возвратиться обратно на террасу, где будет ждать нас вертолет. На нем прибудет сюда командир роты. Все круче становится подъем. Я слышу, как дышит Торопов, идущий следом за мной. Саша делает неосторожный шаг: из-под ног его сыплются мелкие камешки. В ту же секунду останавливается Буянов и делает строгое предупреждение.
— Вот как надо ставить ногу, — показывает он Торопову. Саша снимает с головы пилотку и вытирает с лица пот.
— Да знаю я, как ступать, но идем-то не по Дерибасовской. Ты был когда-нибудь в Одессе?
— Пошли! — коротко приказывает Буянов, не отвечая на вопрос Торопова.
Путь преграждает обрыв. Мы подходим к самому его краю.
— Здесь где-то, — говорит Буянов.
— А вот же они! — вскрикивает Торопов, и, довольный тем, что ему первому удалось заметить товарищей, поворачивается к Буянову.
— А ты, старшой: неправильно ногу ставишь! Еще бабка говорила: «Глаза у тебя, Сашок, далеко видят».
— А под носом ничего не замечают, — Буянов вдруг с силой отталкивает Торопова от обрыва.
Саша недоумевает, встает, отряхиваясь.
— Видишь, — показывает Буянов на трещину в грунте, где только что стоял Торопов. — Еще секунда, и ты бы… — Он ударяет ногой о землю, вниз с шумом летит кромка обрыва.
— Понял? Это тебе не Дерибасовская, а горы — пора бы знать.
— Коварство! — крутит головой Саша. Обходным путем спускаемся вниз. Шилин спрашивает у Буянова, кто как держался на маршруте.
— Нормально, — коротко отвечает Алексей.
— А он? — показывает на меня сержант.
— Подходяще, — это любимое слово Буянова. — Подходяще, — повторяет он и вместе с сержантом начинает сверять карту с местностью.
Торопов, положив ноги на камень, лежит на спине и мурлычет какую-то песенку. Потом, опершись на локоть, замечает:
— Заберемся мы под облака, а там никакого «противника» и нет. Вот обидно будет!
— Сам знаешь, «противник» условный, — возражает Ратников.
— Ус-лов-ный! — тянет Торопов. — А вот горы самые настоящие, и мы самым безусловным образом поливаем их своим потом.
— Что, уже на выдох идешь? — спрашиваю довольно насмешливо.
— Кто, я? — поднимается Торопов. — Э-э, что ты-то, Грач, понимаешь, — отмахивается он так, словно я для него ничего не значу.
На очередном отрезке маршрута продвигаемся цепочкой. Подъем настолько крут, что кажется, будто земля дыбом становится. Торопов теперь идет впереди меня. Иной раз он поворачивает голову, и тогда я вижу его лицо: оно хотя и покрыто капельками пота, но по-мальчишески задорное, беспечное. И я слежу за Сашей, за каждым его движением. Вот он наступил на камень, кругляш чуть покачнулся, и я не успеваю отскочить в сторону, как Торопов со всего маху падает на меня, больно ударяя в грудь автоматом — даже дыхание перехватило.