Огоньки в ночи
Шрифт:
— Насколько я помню, прежде не так-то легко было задеть твое самолюбие, Калеб, — объявила она, пронзая его жгучим взглядом. — Скажи-ка, растительность на твоем лице и взъерошенная шевелюра — это результат многодневного загула или попытка следить за модой? — поинтересовалась она, шутливо потрепав его приподнятый парикмахером чуб с имитацией выгоревших на солнце прядей.
— Отстань! — зло процедил Калеб.
— Ай! Руку не откуси, — продолжала забавляться подружка юности.
— Ха! Ты мне мстишь? Интересно, за что? —
— Просто спросила. Не хочешь отвечать, не настаиваю.
— Нет уж, я скажу, — настоял Калеб. — Бреюсь, действительно, не часто, а лишь от случая к случаю. То же самое касается и расчески. Беру ее в руки лишь по большим праздникам. Я ведь, знаешь ли, теперь крутой. Разве тебя не предупреждали? — Он решил прибегнуть к самоиронии, сознательно лукавя.
— Удивительно, но это идет вразрез с тем, что я о тебе слышала, — заметила Ава, ввергнув Калеба в минутное замешательство. — Не спорю, глаз ты радуешь вне зависимости от того, как я к твоему новому облику отношусь, — сделала очередной сомнительный комплимент женщина, с наслаждением отметив, какое сильное действие на него оказала ее прямолинейность.
— Поосторожнее, старушка, — попытался осадить ее Калеб. — Кстати, твоя репутация под угрозой, поскольку ты проводишь время в моей компании. Если ты справлялась обо мне, тебя должны были предупредить и об этом. Я не только крут, но и весьма опасен.
— Я это переживу, — дерзко ухмыльнулась женщина.
— Потанцуем?
— Не в настроении, — отказалась она.
— Наполнить бокал?
— Мне хватит, — Ава рассеянно глядела по сторонам, с грустью отмечая, что болтовня с ним уже не занимает ее, как это было прежде.
— Может быть, скажешь что-нибудь еще? — неуклюже попытался продолжить беседу Калеб.
— Исаак Ньютон родился в том же году, в котором не стало Галилео. В курсе?
— Спасибо, что просветила, — хмуро покивал он. — Сказала бы прямо, что я утомил тебя.
— Не дуйся. Пройдемся лучше. Я устала от этого гвалта.
Ава взяла Калеба под руку.
До сих пор он считал себя непревзойденным профи по части создания романтической атмосферы, в которой любая из женщин забыла бы всяческую осторожность. И вдруг растерялся, окончательно утратив инициативу.
— Как карьера? — Калеб с трудом поддерживал разговор.
— В полном порядке, — коротко ответила она.
— Никогда не мог запомнить твою специальность, — признался он.
— Социальная антропология, — ответила Ава.
— О! Это многое объясняет. Должно быть, ты на каждую особь смотришь теперь не иначе, как на носителя социально значимых признаков. Анализируешь, обобщаешь...
— Не скрою, — сдержанно отозвалась она, вмиг посерьезнев и озабоченно всматриваясь в Калеба.
— Может быть, мне стоит звать тебя доктор Хэллибертон? Так хотя бы внесем рациональное зерно в наше общение. Будешь, как привыкла, исследователем, а я — изучаемым объектом.
— Не мели чушь, Калеб, — раздраженно осадила она его. — Если бы я решила сделать тебя объектом своего исследования, то в соответствии с этическим кодексом социолога первым делом предупредила бы об этом, как и о том риске, которому ты себя подвергаешь, соглашаясь предоставить личную информацию. Так что я на твоем месте не стремилась бы откровенничать.
— Очаровательно! Вот ты уже указываешь мне, что делать, а чего не сметь.
— Прости, — проговорила она, устало закрывая глаза.
— И что же докторская степень в социальной антропологии подразумевает?
— Мои работы востребованы во многих учебных заведениях, — не без гордости объявила женщина.
— Внушаешь малолетним потребителям модель социально обоснованного и экономически выгодного поведения? — саркастически осведомился Калеб. — Продаешь ключики к успеху?
— Пожалуй, это был бы и самый легкий, и наиболее выгодный путь. Однако лично для меня не все так просто. Ну, во-первых, я не владею этими самыми ключиками к успеху, просто с помощью научной методологии пытаюсь разобраться в особенностях нашего времени и способах выживания.
— И никакого миссионерства? — все тем же саркастическим тоном спросил мужчина.
— Ну почему же? Не без того. Я пытаюсь донести до людей мысль о том, что в их силах отделить себя и свою сущность от всего того наносного, к чему буквально обязывает наша цивилизация, если они не испытывают горячего желания пополнить собой армию неудовлетворенных жизнью зомби.
— То есть все акценты ты уже расставила, дала все экспертные оценки и заключения. А как же непредвзятость исследовательского метода?
— Я неизменно следую этому принципу. Поэтому и занимаюсь многоплановым исследованием. В сферу моих интересов входит изучение этнических, семейно-родовых структур, взаимоотношений между различными иерархическими слоями. Но это все не более чем пути, призванные приблизить меня к главным животрепещущим вопросам. Я, даже будучи ученым, не могу, да и не должна, лишать свою работу главной идеи. Ведь именно такими же вопросами задаются люди вокруг.
— Какими, например? — осведомился собеседник.
— Люди разрываются между противоречивыми подчас желаниями, пытаются разобраться в собственных потребностях, им важно знать, какие из них навязанные, а какие соответствуют их природе и стремлениям. И я вижу свое призвание в том, чтобы помочь им в этом, — объявила Ава.
— А для себя ты уже нашла ответы на все эти вопросы?
— О, если бы это было так, я бы давно уже все бросила и загорала бы под тропическим солнышком, — рассмеялась женщина.
— То есть ты работаешь для себя, и только для себя, а весь этот миссионерский пафос — просто приложение. Я правильно тебя понял? — весело спросил ее Калеб.