Ограбление «Зеленого Орла»
Шрифт:
Да. Хорошо бы вернуться поскорее в Сан-Хуан, к Клер.
Паркера даже несколько удивило, что его мысли приняли сексуальный характер. Это была еще одна перемена, которой он обязан Клер. Прежде он нуждался в сексе сразу же после операции, он отдавался ему со всей страстью, на какую только был способен, но постепенно потребность в сексе ослабевала, и в конце концов любовные утехи совершенно перестали занимать его — это означало, что он готов для следующей работы. С появлением Клер все стало иначе. Вот и сейчас, в день, когда намечено ограбление, его мысли заняты Клер; он видит, как она лежит на белых простынях полутемной, прохладной комнаты отеля Сан-Хуана,
Он по-прежнему сидел в гостиной, пустив свои мысли блуждать, где им заблагорассудится, пока, посмотрев на часы, не увидел, что уже четыре.
Тогда он встал и, зайдя на кухню, сказал:
— Пора.
— Хорошо, — откликнулся Уэбб. Он уже отыграл, поэтому сразу же встал, сгреб выигранные деньги, засунул их в карман, зевнул и потянулся, разведя в стороны непомерно длинные для такого короткого туловища руки.
Остальные трое открыли свои карты: выиграл Кенгл.
Сгребая деньги, он с улыбкой произнес:
— Кажется, мне изменила удача. Самое время кончать.
— Надеюсь, сегодня ночью мне повезет больше, — сказал Стоктон.
— Сколько выиграл? — спросил Кенгла Фуско.
— Восемнадцать.
— Я на три больше, — сказал Уэбб.
— А я продулся. — Стоктон встал из-за стола.
— Паркер, я сейчас приду. Только с Элен попрощаюсь, — сказал Фуско.
— Заодно захватите костюмы.
— Хорошо.
— Где оружие? — спросил Стоктон.
— Там.
Стоктон и Кенгл вслед за Паркером прошли в детскую комнату. Пема, как обычно, спала после полудня, укрывшись грязноватым шерстяным одеялом, которое она повсюду таскала с собой. Паркер открыл стенной шкаф, вытащил оттуда коробки и передал их Стоктону и Кенглу, которые на Цыпочках вышли из комнаты.
Фуско все еще был у Элен. Кенгл, стоя посреди комнаты с тяжелыми коробками, на которых были нарисованы детские гоночные машины, кивнул в сторону спальни:
— Марти, похоже, никак не может расстаться со своей бывшей женой?
— Просто, как воспитанный гость, он благодарит ее за все приготовленные для него завтраки, — ответил Паркер.
Кенгл сделал гримасу и кивнул.
— Точно. Видели бы вы его в тюряге! Уж такой был вежливый.
Уэбб, взявшись за дверную ручку, сказал:
— Увидимся позже, Паркер.
—Да!
Все трое вышли, впереди Уэбб, за ним Стоктон и Кенгл с коробками в руках, которые они сложили к задней стенке микроавтобуса. Через минуту они двинулись в путь.
Паркер, стоя у открытой двери, ждал Фуско. Через три-четыре минуты он вышел из спальни с туниками, которые нес на плечиках. Вид у него был встревоженный.
— Паркер, — сказал он, — она страшно нервничает. Прямо истерика.
— Пройдет, — ответил Паркер. — Костюмы нужно уложить в сумку. Не надо, чтобы нас видели с ними.
— Здесь на нас никто не смотрит. Мы выходим и заходим в любое время.
— Потому что все думают, что знают, зачем мы тут. Элен в разводе, ходят мужчины. Но эти золотые штучки могут запомниться. Завтра, чего доброго, полицейские начнут расспрашивать Элен, куда делись парни с золотыми балахонами.
— И с золотом. Вы правы. Минуточку. Фуско принес из кухни хозяйственный пакет, снял туники с плечиков, сложил их и сунул в пакет. Потом они пошли к «понтиаку». На заднем его сиденье по-прежнему лежали чемодан Паркера, его свитер и спортивная куртка. Теперь прибавился еще и пакет с туниками. За руль сел Паркер.
Они поехали на восток, но, миновав воздушную базу,
Через три мили, поднимаясь почти все время вверх, они наконец добрались до сгоревшего охотничьего дома. Когда-то это было большое двухэтажное строение из камня и бревен, но огонь его почти полностью уничтожил. Позади дома располагался просторный s гараж на десяток машин; он тоже почти весь сгорел, целым остался только один угол, и там сейчас можно было поставить не больше трех машин. Другую постройку, высокий ангар, огонь не затронул вовсе.
От основного здания остались каменные стены, высота которых в разных местах составляла от трех до семи футов. Внутри этих стен — черное переплетение обугленных балок и бревен. Три лета и три зимы лишили пожарище всяких следов человеческого присутствия. Здесь и там росла трава — зеленые островки посреди угля и копоти.
На деревьях и остатках каменных стен можно было увидеть прикрепленные знаки «Проезд запрещен», но никаких признаков того, что кто-нибудь побывал здесь в последние годы и проверил выполнение этих предписаний, не было. В гараже и ангаре царило полное запустение. Ясно, что восстанавливать «сторожку Эндрю» никто не торопился. Наоборот, возникало подозрение, что поджог был намеренным, ради страховки, а когда заведение приносит постоянную прибыль, такого не происходит. По-видимому, владельцы «сторожки Эндрю» несли убытки из-за канадских охотничьих угодий, расположенных по соседству и внушавших охотникам надежду на лучшие трофеи, чем здешние места с уже распуганной дичью.
Микроавтобуса не было видно, но, огибая на «понтиаке» основное здание, они заметили у сохранившейся части гаража Стоктона, который, стоя у открытой двери, сделал им знак заезжать внутрь.
Паркер завел машину в гараж и выключил двигатель, а Стоктон прикрыл обе створки двери. Выходя из «понтиака», Паркер забрал с заднего сиденья спортивную куртку и свитер.
Гаражные отсеки не разделялись стенами, «понтиак» стоял ближе к сгоревшей части гаража, возле микроавтобуса, на котором приехали ребята. Еще дальше, у самой стенки, стоял другой автобус. Сейчас он уже совсем не походил на автобусы небольших частных школ, на которых возят детей. Когда Паркер впервые увидел его у мусорной свалки в Балтиморе, автобус был желтый, но с тех пор он претерпел много метаморфоз. Голубовато-синего, «королевского» цвета, внутри гаража он казался темным, но на свету он будет ослепительно ярким, как бассейн, искрящийся под лучами солнца. На него поставили новый двигатель, гораздо более мощный. Фальшивые номера штата Мэриленд, с которыми он приехал сюда, Уэбб заменял сейчас нью-йоркскими, такими же фальшивыми, но на них имелись регистрационные бумаги, правда тоже поддельные. Кенгл прикреплял к левому борту автобуса один из двух изготовленных ими белых матерчатых плакатов, на которых большими красными буквами было написано: