Огромный черный корабль
Шрифт:
– Привет армии, – подбодрил его Лумис.
– Садись, пехота, – майор немного ожил. – Ты ел?
– Да, вроде того, – Лумис сел.
– Рядовой Табаско, выдать нашему гостю чего-нибудь, но двойную порцию, – скомандовал начальник газодинамического лазера. – Ты ешь, не стесняйся, пищу то мы потребляем по-прежнему, не то что горючее – в повышенных нормативах.
– Баллистические ракеты сбили?
Майор помрачнел:
– Только две, Лумис. Лишь зря пожгли топливо. Твердые маленькие гадости. Мы впервые промахнулись, надеюсь, правда, что гирокон вывел из строя хотя бы еще одну.
– Что? – переспросил Лумис.
– Гирокон – миллиметровый излучатель – «убийца железа», я же тебе объяснял.
– А, вспомнил. И что города?
Майор
– Накрылись, по всей видимости. Как можно в текущей сутолоке Мятой луны узнать? Штаб ни черта не доводит. Удивляюсь, почему нет других ракет. По секретным сводкам на Мадогосе их стояла уйма.
Лумис пожал плечами.
– А кто за вас в кабине?
– Эйч-капитан Анахт, пусть практикуется, целей пока нет. Я передал на КП, что лазер должен остыть. Пусть тревожат только по достойному поводу.
В углу звякнул массивный металлический телефон. Трубку взял повар – рядовой Табаско.
– Вас, штурм-майор.
– Ну вот, – Мероид вытерся салфеткой, – началось. Да, слушаю. Привет, коллега Гроппе. Я воистину рад, что вы еще живы. Как война?… Что совсем без работы сидишь?…Что, локатор вывели из строя?… Нет? А что?…
Майор повернулся к Лумису:
– У бедняги кончились ракеты еще в середине ночи, и эти мудаки, с базы снабжения, до сих пор не подвезли.
– Послушай, соратник, – сказал он в трубку, – если не подвезут, бросай все на поруки луне Мятой и валяй к нам. У нас работы валом, без дела не останешься. Можешь захватить с собой народ, только учти слишком ярых имперцев мне тут не надо, у меня здесь пролетарии всех стран. Берите машины, пищу, оружие… Что? Ну, да! Ручное, транспортабельно – все, что есть. Нам лишние пехотинцы не помешают. Нет, не шучу, честно приглашаю… Ладно, давай, пока. Чего тихо говорю? У тех кто слушал меня ночью внутреннее ухо вывернулось наружу. Все, будь, – трубка легла на рычаг.
– Вы что, майор, решили собрать здесь армию? – спросил Лумис с беспокойством.
– Ты думаешь Диракузо, меня простил? Черта мятого и лысого! Как только схлынет небесная атака, и дела переместятся на Гею-матушку – за нас возьмутся.
– Брошенную машину с горючим будем вытаскивать?
– Не думаю, что она еще на месте, и что она целехонька. Но пошли кого-нибудь из своих понадежней. Пусть их будет побольше, и пусть вооружатся для большой битвы, топливо сейчас бесценно. Главные правительственные склады или уже поражены и горят ярким пламенем, или это произойдет в ближайшее время. Сам не лезь, прошу тебя. Ты мне сейчас нужен здесь. Знаешь что я собираюсь сделать?
Лумис не знал.
– Я собираюсь освободить из-под ареста хотя бы часть «черных орлов». Нам нужно максимально усилить охрану от попыток диверсии. За ними надо будет приглядывать хотя бы первые дни. И вообще, Лумис, представляешь, что начнется в ближайшее время? Мир опрокинулся, жизнь потеряла стабильность и цель – у многих будут психические срывы. У нас тут женщины-ученые, да и сами «большие лбы» могут стать предметом мести, все ведь они косвенно виноваты в создании этих орудий массового убийства. Почти наверняка, в самые ближайшие дни взлетят на воздух все большие города. Браши взялись за Империю всерьез, чем-то мы их обидели, страшно обидели.
Лумис ел молча, что можно было добавить к этим кошмарным видениям.
21. Резвые цели
Вот они, явились не запылились. Вправду не запылились, потому как в эфирных высях неслись, куда пыль и всякий прочий прах с обитаемого низа, никогда не добирается, разве что после подрыва мегатонн ста. Неслись они как угорелые, но совсем невидимо и не слышно для простых смертных, так как настолько высоко забрались, что даже инверсионных следов негде было оставлять, ушли за тридцати пятикилометровую отметку, а местами и по сорока чиркали. Такие они – гиперзвуковые самолеты.
Хоть и хотелось брашским генералиссимусам чтобы они совсем согласованно с остальной летающей всячиной появились над Эйрарбией,
Встречались среди гиперзвуковиков всякие: бывали управляемые, с пилотами сонными, полумертвыми от напряжения и перегрузок, обалдевшими с непривычки, потому как впервые по настоящему летели; попадались и неуправляемые, эдакие боевые корабли-роботы с куриными мозгами, но большим апломбом. И знаете, не всегда те что управлялись человеком, были больше по массе и длине, чем автоматические. Кое-кто из последних такие боеголовки внутри нес, будь здоров! Встречались среди них и маленькие, эдакая двадцатиметровая мелюзга. Такие волокли заряды поменьше, но тоже не слабые. Задача у всех автоматов была проста – попасть в намеченную цель. Спикировать на нее из стратосферы, как гром среди ясного неба, точнее еще быстрее, поскольку каждый из них свое звуковое эхо обгонял играючи.
Хуже приходилось управляемым, поскольку внутри у них сидели переживающие существа, наделенные воображением и, по этой причине, иногда видящие будущее. Оно представлялось мрачным. Нет, не для Республики Брашей в целом, ее победоносное шествие к последней победе не вызывало противоречий, а вот свое собственное – индивидуальное, не муравьи же они были в конце-то концов, немножечко о себе-то думали. Да, понятно, что родина-мама поила их всю жизнь березовым соком и прочими напитками покруче не просто так, а для этого единственного, наваливающегося быстрее звука подвига, но все же, было как-то не по себе: жить хотелось дальше, понимаете? И как-то орден на памятнике, над гробиком пустым не слишком радовал.
По этой причине, когда суша на экране, демонстрирующем панораму внизу, сменила океанскую синеву, возникла перед ними дилемма чудовищная и логическим путем вовсе неразрешимая. С одной стороны горючего внутри хватало и для обратного полета, можно было даже не сворачивая и не снижаясь Гею родимую обогнуть и на бреющем домчать до Брашпутиды. Это не важно, что у самолетов отсутствовало шасси, как лишняя запчасть увеличивающая вес, по этой же причине у него не было ни пулеметов ни пушек для самообороны. Гиперзвуковик мог сесть только в одном месте мира на секретном аэродроме «Поход века-2», в центре любимого континента, где наличествовала специальная, самодвижущаяся посадочная полоса. Но ведь была еще катапульта, и выстрелившись над Брашией, можно было впоследствии получить свои цветы и орден на грудь, а не на памятник. И вот в чем конкретно заключалась дилемма. Если не маневрировать и не включать форсаж – шанс вернуться появлялся – горючего хватало, но если не включать форсаж и не уклоняться, эйрарбаки собьют запросто, да и к цели с нужного угла и высоты не вырулишь – промажешь: трибунал, в военное время высшая мера. Каково? Вот тут, над Эйрарбией, и начиналась рулетка. И с той стороны и с этой, летчиков сдавливал страх: кто боялся больше позора и трибунала, кто ракет и лазеров вражеских, кто и того и другого помаленьку. Хорошо если мнение экипажа сходилось в каком-то одном положении, а если нет? Тут уж противоречие выходило на новый уровень и, ей богу, без математики было его даже теоретически не решить. Везло только одним, таких было к сожалению не так уж много, тех кто всю жизнь мечтал об этом последнем полете. Вот они и воевали лучше остальных, только конечно, однозначно, не возвращались. Вечная слава героям! Минута молчания, и продолжим разговор.