Ох уж эти Шелли
Шрифт:
"Пух, которому было непонятно, сказал: "Угу". Потом он два раза кивнул головой и сказал: "Обычным путем. Угу. Угу". И отправился к своему другу Пятачку узнать, что он об этом думает. У Пятачка был в гостях Кролик. И они принялись обсуждать вопрос втроем.
— Мне вот что не нравится, — сказал Кролик, — вот мы тут живем — ты, Пух, и ты, Поросенок, и я, — и вдруг…
— И еще Иа, — сказал Пух.
— И еще Иа, — и вдруг…
— И еще Сова, — сказал Пух.
— И еще Сова, — и вдруг ни с того ни с сего…
— Да, да, и еще Иа, — сказал Пух, — я про него чуть было не позабыл!
— Вот мы тут живем, — сказал Кролик очень медленно и громко, — все мы, и вдруг ни с того ни с сего мы однажды утром просыпаемся — и что мы видим? Мы видим какое-то незнакомое животное! Животное, о котором мы никогда и не слыхали раньше! Животное, которое носит своих детей в кармане".
Разумеется, пришлых тут же начинают обсуждать, и вместо традиционного английского пирога, который, если верить кинематографу, добросердечные домохозяйки пекут для каждого нового соседа, они решают, что перед ними "незнакомое и странное животное".
"Предположим, что я стал бы носить своих детей с собой в кармане, сколько бы мне понадобилось для этого карманов?
— Шестнадцать, — сказал Пятачок.
— Семнадцать, кажется… Да, да, — сказал Кролик, — и еще один для носового платка, — итого восемнадцать. Восемнадцать карманов в одном костюме! Я бы просто запутался!"
Согласитесь, замечательный портрет аборигенов рисует перед нами Милн. Они осуждают животное, которое носит своего детеныша в кармане, и, как это выясняется позже, никогда не спускает с него глаз, но при этом сами не помнят, сколько у них детей, мало того, сравнивают ребенка с носовым платком!
Тем не менее общим собранием обитатели Стоакрового леса решают, что Кенга опасна и за ней нужно следить, а для этого необходимо украсть ее ребенка! Кенгуренка они, разумеется, потом отдадут, но только после того, как мать пообещает убраться из их леса и больше не возвращаться. После план делается еще изощрённее — друзья решают не просто украсть кенгуренка, а подложить на его место поросенка.
В общем, приключенческий роман с элементами ужастика. Детям и беременным женщинам на ночь читать не рекомендуется.
Самое удивительное, что взрослый читатель, знакомящий своих чад с детскими книгами Милна, также находил в них перлы, которые были адресованы явно не детской аудитории. Например, в предисловии ко второй части внезапно утверждается, что последующие события приснились читателю. С таким парадоксом не всякий взрослый уживется.
Винни-Пуху же то и дело приходят на ум "великие мысли ни о чём". Когда Пух стучится в дом к Кролику, тот отвечает, что дома нет "совсем никого", а при описании слонопотама, Пятачок использует формулу: "большая штука, как огромное ничто". В общем, книга является как бы многоуровневой. К этому же выводу приходит Бенджамин Хофф, который при помощи героев Милна популярно объясняет философию даосизма ("Дао Пуха"). Дж. Т. Уильямс использовал образ медведя для сатиры на философию (Pooh and the Philosophers, "Пух и философы"), а Фредерик Крюс — на литературоведение (The Pooh Perplex, "Пухова путаница" и Postmodern Pooh, "Постмодернистский Пух"). В "Пуховой путанице" произведён шуточный анализ "Винни-Пуха", с точки зрения фрейдизма, формализма и т. п.
Кстати, русские анекдоты о Винни-Пухе и Пятачке в основном построены на игре слов. Например:
— Винни, это хряк или кабан?
— Винни — это медведь!
Алан Милн и Кристофер Робин
В 1924 году Кристоферу Робину было четыре года, когда у его отца вышли книги для детей: "Когда мы были совсем маленькими" и "Теперь нам уже шесть", где впервые говорится о Билле Муне, Кристофере Робине и плюшевом мишке. Когда ему исполнилось шесть лет, вышла первая книга о Винни-Пухе, а во время презентации "Дома на Пуховой опушке" ему было уже восемь. Перед текстом стояло посвящение жене писателя, хотя Алан давным-давно уже утратил всяческую связь со своей прекрасной половиной. Долли, или Дафна, как ее называли дома, занималась собой, встречаясь с мужем и сыном на совместных завтраках и перед отходом ко сну. Это единственное, что удалось Милну сохранить от своей мечты об идеальной семье.
Когда Кристоферу Робину исполнилось одиннадцать, мама собрала чемоданы и уехала в Америку к своему давнему любовнику. До этого она время от времени оставляла семью на три-пять дней, при этом няня следила и за ребенком, и за его отцом, дабы тот, заработавшись, не забыл поесть.
Упрямая мама Надела упрямо Свой самый Красивый наряд. "Поеду, поеду, — Подумала мама, — И буду к обеду Назад!"Героям стихотворения пришлось давать объявление и назначать награду за поимку сбежавшей или похищенной мамы. Дафна действительно много раз уходила и возвращалась, но однажды просто собрала свои вещи и оставила Милнов одних. К тому времени их няня вышла замуж и также покинула семейство.
Алан и Кристофер остались наедине друг с другом, и им пришлось искать хоть какие-то способы общения. И вот именно тогда отец впервые понял, что может общаться с сыном не как с прототипом своего героя, а как с человеком.
К примеру, у Кристофера Робина было любимое развлечение — нечто вроде набора "сделай сам", который подарили мальчику на какой-то праздник — отвертки, стамески, молоточек. При помощи этих нехитрых инструментов юный Милн научился вынимать из двери своей комнаты замок, который он сначала разбирал до винтика, а затем собирал и возвращал на место. Такой навык был бы необходим ребенку, если бы тот время от времени действительно тайно от всех куда-то отправлялся, например, в Стоакровый лес. Но Кристофер никогда не предпринимал попытки убежать из дома. Кроме того, Алан давным-давно подарил сыну детское ружье, в книге Кристофер Робин практически не расстается с этой полезнейшей в хозяйстве вещью, но теперь вдруг оказалось, что при помощи своих волшебных инструментов сыночек переделал ружье таким образом, что его можно было заряжать настоящими пулями!
Кстати, мультипликатор Ф. Хитрук в советском мультике почему-то поместил вышеупомянутое ружье в домике Пятачка. Наверное, самому маленькому и трусливому персонажу просто необходимо было защищаться от врагов.
Но враги были не только у Пятачка, но и, как можно догадаться, у Кристофера Робина. Дело в том, что когда младший Милн перешел из начальной школы, где его боготворили как "того самого Кристофера Робина", в школу Гиббса, то над мальчиком начали издеваться одноклассники. Произошло злое волшебство — Кристофера дразнили теми же цитатами из книг его отца, которые прежде произносились с благоговением! Больше всего доставала его очаровательная поэтическая строчка, которая совсем недавно казалась ему такой милой: "Тихо! Тихо! Кто смеет шептаться? Кристофер Робин молится". "Не успел он помолиться, быстро с лестницы свалился!" — кричал кто-нибудь из забияк, толкая Кристофера с такой силой, что он действительно летел вниз по лестнице.
Вообще Алан был убежденным атеистом, но, когда Дороти сообщила, что намерена воспитывать сына в церковной традиции, не счел нужным возражать.
В школу Гиббса мальчик перешел в девять лет, откуда очень скоро его пришлось переводить в школу Стоун, иначе дело закончилось бы бедой. Неслучайно же он переделал ружье и запасся патронами.
В Стоуне тоже знали про Винни-Пуха, о нем теперь знали везде, но зато в Стоуне была секция по боксу. Так что Кристофер Робин получил возможность научиться защищать свою честь. Тем не менее к одиннадцати годам он уже буквально ненавидел и сказку про Винни-Пуха, и свою растущую "славу", и, главное, отца.