Ох уж этот Ванька
Шрифт:
— Не знаю... Но, по-моему, это зуб очень большого ископаемого животного.
Самому Ерпану никогда не доводилось делать таких находок, но от охотников-остяков, обитателей дальних юрт ом слышал об огромных, иной раз четырехаршинных «рогах» таинственных подземных зверей, неожиданно появлявшихся из-под земли по размытым берегам рек. Были те рога крепки, податливы и красивы в обработке, а потому
и ценились дорого. Еще дороже платили за такие рога в городе, где называли их слоновой костью.
— Место ты хорошо
Ванька даже обиделся. Место, где он раз побывал, он мог найти в любое время дня и ночи, в любую погоду.
На этот раз в тайгу по встречному Ванькиному семиверстному следу пошли вчетзером: Ерпан, Дружинник,
Моряк, Петр Федорович. И, нужно сказать, ходили не зря. После двухчасовой работы им впятером (самого Ваньку со счетов не скинешь!) удалось подкопать, затем раскачать и, наконец, вывернуть из-под толстого слоя глины четырехаршинный, загнутый исполинским крючком бивень мамонта. Сумели разыскать и другой, но тот оказался меньше.
Мало заработал за зиму Киприан Иванович, но богатая Ванькина находка его не обрадовала. Привык он л* своей жизни надеяться только на труд и почитал всякую случайную удачу делом ненадежным, даже сомнительным. Может быть, поэтому не стал разыскивать тароватых покупателей, а продал бивни за сходную цену одному искусному косторезу из дальней юрты.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
ПЕТР ФЕДОРОВИЧ УЧИТСЯ ВОЕВАТЬ. КАК НУЖНО ПИСАТЬ СОЧИНЕНИЯ? ВАНЬКИНО ГОРЕ
1.
Проходит в учебе и труде еще одна зима. По неизменному порядку шествует за ней кудесница весна. Идет по сибирскому раздолью и к чему ни притронется, все оживает, зацветает новыми красками. Во всю ширь до самого горизонта разлилась великая Обь, забушевала под крутым берегом мутная Негожа. Потянулись по поднебесью караваны вольных перелетных птиц.
Треплет ласковый весенний ветер русые Ванькины вихры, гладит седые виски Петра Федоровича. Оба стоят и молчат, каждый думает о своем. Ванька с грустью вспоми-
нает о погибшем планомоне, Петр Федорович мечтает о воль-ном большом полете. Эх, если бы крылья!
Дошла до Горелого погоста тайная весть о том, что приспела большевикам настоящая работа.
Из-за границы, из самой Швейцарии, спрашивали, нельзя ли Петру Федоровичу организовать побег? Легко сказать, трудно сделать! В Горелом погосте и по всей огромной Нелюдинской волости каждый человек на счету, дороги для побега другой, кроме Оби, нет, на Оби же, что ни пристань.— жандармская ловушка.
Ванька по живости характера не выдерживает и заговаривает первый.
— Петр Федорович, что ежели нам такой большой пла-номон
Прошлогоднее Ванькино озорство давно прощено, и упоминание о планомоне вызывает на лице Петра Федоровича улыбку ласковую и в то же время чуть-чуть грустную.
— Планомон, Иванушка, веревкой к земле привязан, на нем далеко не улетишь...
Ванька сам это понимает. С гористого берега на десятки верст видна неоглядная лесная ширь. Ух ты, сколько веревки надобно, чтобы улететь из Горелого погоста!
А тут еще, словно в насмешку над бескрылыми, новый косяк гусей пролетел. Ваньке он напомнил про охоту, а от охоты недалеко до мысли о войне: как-никак и тут и там стрелять приходится.
— А мы с вами, Петр Федорович, скоро на войну пойдем? Помните, вы обещали?
Должно быть, мысли обоих сходятся. Петр Федорович быстро и уверенно отвечает:
— Теперь скоро, Иванушка.
— 1 огда вам пора начинать учиться воевать... Потом, пожалуй, поздно будет.
Ничего не ответил на это Петр Федорович. Только по обыкновению Ваньку по голове погладил.
Как ни удивительно это покажется, но Ванькин совет не пропал даром: через несколько дней Петр Федорович и впрямь начал учиться воевать Так, по крайней мере, истолковал дело сам Ванька, увидев учителя в высоких сапогах, с берданкой за плечами, идущим утром в тайгу в обществе Ерпана.
1Увы, попытка присоединиться к ним не удалась. Даже
И ушли охотники, должно быть, очень далеко, потому что как ни настораживал Ванька уши, а не услышал ни одного выстрела.
— Охота лишних глаз не любит.
Часов пять подстерегал Ванька их возвращение. Пришли они, по Ванькиному разумению, с добычей не удивительной: Ерпан принес полдюжины клокунков 2, Петр Федорович — единственного, зато очень красивого крякового селезня. Ванька осмотрел его и оценил выстрел: был он сделан влет, причем дробь прошила голову и шею. Для первого раза это был отличный выстрел, и у Ваньки сорвался с языка довольно ехидный вопрос:
— Сами его подстрелили, Петр Федорович?
Петр Федорович только улыбнулся. За него ответил Ерпан:
— Так и застрелил... Потому что никто под рукой не мешался.
Такой ответ содержал в себе недвусмысленный намек на то, что Ваньке и впредь не придется участвовать в охоте.
Хотя охота и отнимала у Петра Федоровича много времени, Ванькина учеба шла полным ходом, без каникул,без праздничных перерывов. Что может показаться странным, Киприан Иванович, в иное время всячески старавшийся приучать сына к крестьянской работе, стал сам гнать его в дьяконовский дом.