Охонский батюшка
Шрифт:
«Все мы люди, – часто повторял батюшка, – и все мы подвержены страстям. Важно, хочет ли человек развиваться, идти дальше. Или он уже достиг какого-то уровня и остановился. Например, пост ведь не в том, чтобы не есть мяса. Это, вероятно, самое несложное. А в том, чтобы научиться себя ограничивать. Не лгать, не говорить плохих слов, не пустословить, помолчать, подумать, в себя посмотреть… Прежде всего, в духовном плане себя нужно себя ограничивать. А уж тогда и с голодом можно справиться. Да ведь и не сам голод страшен, а страх голода. Мысль, эмоция идет впереди. А насчет еды, так это во многом условно. До XVIII века бобры, например, считались рыбами. В воде живут. Плавают. И когда нельзя было есть мяса, потребляли бобрятину.
Игорь Филиппов, в прошлом военный, повидавший на своем веку и боевые сражения, и смерть товарищей, вспоминает об одном разговоре с батюшкой. «Есть ли предел человеческому смирению, – спросил он у отца Василия. – Если угрожают мне или моим близким, разве могу я по-евангельски подставить другую щеку, сложить оружие?» «Знаете, – ответил батюшка, – меня в Сибири боялись уголовники. Молодой я тогда был, горячий, сильный, и свою часть Бога, свою душу защищал. И сейчас защищаю и защищать буду. Никому не давайте растоптать свою душу».
«Мой Алеша вместе с батюшкой Василием…»
Рассказывает Белякова Вера: «Село Охона, с возвышающейся церковью Святой Троицы, было для меня форпостом нашего города Пестова. Куда бы ни ехал, всегда смотришь на храм, как бы получая благословение на дальнюю дорогу. А когда возвращаешься, благодаришь. И как было отрадно на душе, когда там служил и молился за нас мудрый и добрый батюшка Василий. Многие к нему шли за тем, чего не имели в жизни: за милосердием и любовью.
Я очень любила батюшку, мне казалось, что и он благоволит ко мне и к моей семье, особенно к моему сыну Алеше. Он всякий раз его привечая, говорил: «Алексей справится». С чем справится, я понять не могла. Алеша тоже очень любил батюшку, всегда с удовольствием шел в церковь. Был он мальчиком спокойным, скромным, немногословным. В январе 2003 года он стал еще более замкнутым, напряженным и почему-то все время говорил, что боится умереть. Ему было одиннадцать лет, я думала, что он взрослеет, поэтому и начинает задумываться над такими вопросами. И вот однажды сын приходит из школы и говорит, что умер отец Василий. Я очень сильно плакала и никак не могла успокоиться, а Алеша меня даже не утешал. Сидел как взрослый и очень задумчиво смотрел. Как же мы осиротели без нашего любимого батюшки!
На службу в Охону мы попали лишь на десятый день после смерти отца Василия. Накануне мне приснился очень странный сон. Батюшка во всем черном подходит ко мне и, очень смиренно наклонив голову, просит что-то ему отдать. Я сразу же соглашаюсь: «Да, батюшка, берите». А что просит, не понимаю. Ну, просит, значит нужно, ведь зря просить не будет… Так вот, после той службы мой Алеша рассказал, что тоже видел отца Василия. Сидел он у свечного ящика и грустил о батюшке. Народу никого не было, и вдруг он услышал шорох одежды и звуки шагов. Взглянул и увидел батюшку Василия в сияющих белых одеждах. Обрадовавшись, в восторге, Алеша бросился вслед за ним, но батюшка скрылся за дверью собора, туда, где было много света и много людей. Через некоторое время словно дымка рассеялась и мой сын вновь увидел привычный мир: бабушку, маму, сестер.
После этого в жизни Алеши стали приходить странные события. В школе на него ополчились одноклассники, били его, унижали, устраивали какие-то очные ставки, обвиняли в немыслимых вещах. Он же никого не упрекал и ни в чем не оправдывался. «Ему бы родиться не в это время», – как-то сказала его учительница. Мне хотелось плакать, кричать, забрать его из школы, ведь он там совсем один, и никого с ним нет. По вечерам Алеша долго сидел у себя в комнате, читая детскую Библию. И вот как-то ночью мне опять снится прежний сон. Батюшка просит меня отдать ему что-то очень нужное. А утром у Алеши температура почти 40.
В ночь его страданий я долго молилась, вспоминала батюшку Василия, хотела просить у него помощи, но поняла, что все уже решено. Не случайно было видение, не случайно повторялся один и тот же сон. Я должна смирится. На то воля Божия. Такая маленькая жизнь не просто так, а, может, во спасение многих заблуждающихся, жестоких сердцем. Я знаю, мой Алеша вместе с батюшкой Василием, и они молятся за нас, а мы за них, пока живы».
Последняя служба
24 января 2003 года отец Василий Денисенко отошел ко Господу. Незадолго до этого он почувствовал себя плохо, и его отвезли в ближайшую больницу. Необходимо было длительное лечение, врачи предупреждали, что сердце уже на пределе, что любые перегрузки могут вызвать смерть. Но приближалось Крещение, и разве мог батюшка оставить своих прихожан без праздничной службы, без святой крещенской воды? На празднике Богоявления в деревенской церкви как обычно было многолюдно. Как обычно священник неспешно, почти по монастырскому уставу вел праздничную службу. Лишь только паузы между молитвами были чуть дольше, словно батюшке нужно было отдышаться, набраться сил. Нам не дано знать о тех внутренних переживаниях отца Василия, когда он стоял у аналоя в ту последнюю крещенскую службу. «Смотрите, как батюшке плохо, – то и дело доносилось из толпы, – не оставил нас батюшка без святой водицы». Без сил, почти умирая, он довел службу до конца…
Весть о смерти старца Василия разнеслась мгновенно. Прощаться с ним в небольшой деревенский храм приехали сотни людей. Заупокойная служба, священники в светлых облачениях, проникновенные слова архиепископа, последнее целование. И над всем этим скорбь от потери любимого, дорогого батюшки, духовного советчика и мудрого учителя. Скорбь, которая переросла уже в ту боль, когда вместе с людьми скорбит и природа. Гулкий вздох ветра вздымал в воздух кричащих птиц, удары колокола горестно гудели над землей. Но как же от боли изнемогала тогда душа! И люди жались друг к дружке, застыв от горя и пронзительного чувства одиночества.
«Свою последнюю службу, – пишет Т. Кульпинова, – совершил пастырь на праздник Богоявления. Невзирая на строжайшие запреты врачей, поехал освящать воду. Он не мог представить, как это люди придут из дальних сел, а святой воды нет. "Буду служить до последнего часа", – сказал он. Так и произошло. Проводить любимого отца собралось огромное количество народа, несколько сотен человек... Во время отпевания в храм невозможно было проникнуть. Люди стояли на площадке перед церковью, толпились за воротами. Здесь можно было увидеть и бедную старушку, и преуспевающего предпринимателя, и глубоко верующих людей, для которых он был митрофорным протоиереем, и атеистов, уважавших в нем простого и мудрого человека. Своей любовью он одарил всех, а "Бог есть любовь", – говорит Евангелие. Всей своей жизнью, непоколебимой Верой и служением церкви Святой Троицы снискал Василий Евлампиевич Денисенко любовь и уважение пестовчан».
«Во время последней службы, – рассказывает Виктор Павлович Жарких, – на батюшку без слез невозможно было смотреть. Все мы видели, что любые движения причиняют ему немыслимые страдания. И во взгляде было что-то такое… Грусть, отрешенность, словно он знал, что это последняя его служба.
Через несколько дней батюшки не стало. Помню, когда он был уже почти без сознания, правой рукой держался за нательный иерусалимский крестик. Так и отошел ко Господу с зажатым в руках небольшим деревянным крестиком».