Охота на эмиссара
Шрифт:
Фабрис несколько секунд молчал, переваривая мои слова, затем отрицательно покачал рогатой головой.
— Нет, я не согласен. Я считаю, что существуют места объективно более приятные и безопасные и объективно менее.
— Если ты говоришь о небольших изолированных участках, учреждениях и заведениях, то да, но в рамках планеты — нет. На планете проживает слишком большое количество гуманоидов.
Я сама не заметила, как увлеклась разговором и перешла на «ты».
— Мне странно такое слышать от подростка с Танорга, ведь твоя родная планета считается одной из самых чистых, технологичных и безопасных, — пробормотал Фабрис, делая первый глоток кофе. — Я всегда считал, что Цварг и Танорг в этом плане очень похожи друг на друга.
Я усмехнулась. Конечно же, я верила тому, что говорит Фабрис Робер. В своих интервью он всегда был предельно честным и никогда не врал… Я несколько секунд мучительно соображала, что ответить, но всё же сказала:
— Наверное, мы немного разное понимаем под словом «преступность».
Мужчина высоко поднял брови:
— Разное? А что тут может быть разного? Грабить, убивать, угрожать — плохо. Быть честным гражданином, соблюдать законы и платить налоги в казну Аппарата Управления — хорошо. Вот на моей планете нет грабителей, и можно спокойно ходить в любое время суток по любым улицам, а не только относящимся к конкретным кварталам. Это действительно безопасно.
Я поняла, что Фабрис воспринимает меня как ребёнка, а потому и разговаривает в формате «хорошо-плохо». А ещё я много раз читала его интервью с прессой и знала точку зрения относительно любого вопроса. Особенно ярко на фоне всех вопросов всегда выделялась его негативная реакция именно на ночных бабочек. И… пользоваться информацией о собеседнике было против правил, но я не удержалась.
— А ночные бабочки? Как ты относишься к ним?
Фабрис поперхнулся кофе и посмотрел на меня, прищурившись:
— Сколько тебе лет, говоришь?
— Я взрослая, — повторила упрямо. — Мне есть двадцать один.
— Ну-ну. — Эмиссар покачал головой, явно не поверив, но всё же ответил на предыдущий вопрос: — Я отрицательно отношусь к любви за деньги. На Цварге такие вещи запрещены законом.
— А на Тур-Рине райские дома декриминализованы. Ночные бабочки… — я подумала и добавила то, от чего Фабрис вновь поперхнулся, — и мотыльки платят налоги, имеют страховки и пенсионные. У них есть свои профсоюзы, и зарплата, кстати, хорошая. — Эмиссар посмотрел так, что я почувствовала приливший жар к щекам и попыталась поскорее завершить мысль: — Для общества легализация этой сферы стала абсолютным плюсом, так как больше нет места коррупции, а если сравнивать с другими планетами Федерации, то на Тур-Рине существенно ниже процент нападений на женщин с этой целью.
Цварг посмотрел на меня, неодобрительно поджав губы.
— Не знаю, где ты, девочка, всей этой ерунды набралась, но на Цварге запрещены райские дома, и сотни лет не было нападений на женщин.
— А ты в этом уверен?
— В чём?
— В том, что на цваргинь не было нападений.
***
Фабрис РоберКонец октября. Тур-Рин
Верфь была достроена. Несколько недель прошло с разговора с Эстери Фокс в «Госпоже удаче», необходимая паллета с медикаментами была загружена на склад эльтонийки, но всё шло не так, как я планировал. Что за ерунда?! Впервые в жизни я обставил и рассчитал всё так, чтобы у меня украли лекарства, но их никто не крал. Ни полностью, ни частично, вообще никак! И если судить по видео, установленным в скрытых видеокамерах, никто даже не заинтересовался арендованной ячейкой в квартале Карнавальных Масок. А ведь она приводила туда клиентов с далеко не самой кристальной репутацией, я всё отслеживал и… понять не мог, что не так!
Тур-Рин.
Редкие лекарства.
Склад полулегальных клиник, хозяйка которого совершенно точно не станет обращаться в случае проблем к Системной Полиции.
Чего, швархи меня задери, я не учёл?!
Это дело не давало мне покоя. Каждое новое видео в сети, словно тупой кинжал, вонзалось в сердце и медленно проворачивалось. Цваргинь похитили и использовали, это совершенно точно, но у меня не получалось ухватиться ни за одну ниточку. О нормальном сне можно было только мечтать, а ещё стало чудиться, что за мной следят. Чушь собачья. Кому я сдался, это во-первых. И никто не знает, каким делом я занимаюсь, во-вторых. Но я постоянно ощущал на себе чей-то взгляд. Однако резонаторы молчали, и это сводило с ума. Если бы кто-то решил подослать ко мне убийцу или просто свести счёты по старым делам, меня бы уже накрыло бета-колебаниями ненависти преследователя, но… я не ощущал ничего, кроме стандартного ментального фона. Ни-че-го! Интуиция бывшего агента алеф-класса выла, что меня пасут, рога же упрямо молчали, и с каждой неделей эта ядрёная противоречивая смесь вкупе с простоями по делу действовала как затягивающаяся удавка. Мешала есть, мешала дышать, мешала просто жить. Внутри копилась густая тёмная концентрированная злость на себя, на беспомощность, на рога, которые, очевидно, меня подводили, и на сутенёров, что продолжали использовать женщин и щедро выкладывали ролики в дарк-инфосеть.
Один раз, когда я навещал склад госпожи Фокс, пожарный флаер остановился напротив здания. Меня захватило будоражащее предчувствие, что вот-вот что-то произойдёт. В крови забурлил адреналин. Ну не ездят по Тур-Рину просто так пожарные с типовыми проверками! По Цваргу — да, по Таноргу – снова да, по какому-нибудь Зоннену — наверняка, а на Тур-Рине принято давать откаты, чтобы никакие государственные организации не совали нос в их дела. Но ребята вышли из флаера, хлопнули дверцами, прихватив с собой чемоданы и какие-то бумаги, нырнули в здание напротив, а через час так же цивилизованно вернулись в машину и… уехали.
Голова стала раскалываться всё чаще, несколько раз вызывал Леандр Ламбе, но после последнего нашего разговора даже он решил со мной больше не связываться. Лейла, будто чувствуя за миллионы километров, что не стоит меня тревожить, не звонила вовсе, а коллеги стали сторониться. Даже глупые шутки и стандартные оскорбления пропали из их уст. Гравитационная аномалия! Нестабильная сингулярность! Ни одному паршивцу больше не потребовалось смотреть видеоматериалы моего дела, и ни один Роджер-Жан-Сисар не завалился беспардонно в кабинет ради рекомендации. Они будто чувствовали, что я на краю, и обходили меня десятым сектором.
Я всё чаще и чаще стал оставаться ночевать на Тур-Рине, словно таким образом был ближе к похищенным цваргиням. Менеджер отеля молча забронировал полюбившийся мне номер до конца года, а в спортзале «Луннора» неожиданно появилась очень качественная груша, на которой я отводил душу, если нервы совсем давали сбой.
А ещё из головы всё никак не хотели выметаться воспоминания о случайной встрече в туалете «Госпожи удачи» с незнакомкой. Тщательно прокручивая кадр за кадром и воссоздавая её эмоции, я вдруг с удивлением осознал, что не почувствовал рогами ничего плохого — ни грязной похоти, ни ненависти, ни презрения, ни досады, ни всего вороха тех бета-колебаний, после которых страшно хотелось почистить зубы и выпить таблетку обезболивающего. Да, девушка на несколько секунд испугалась, но, похоже, не меня, а того, что разлила воду… и искренне хотела помочь.
Разумеется, я это понял лишь задним числом. И стыдно так стало… Ведь в столкновении моя вина была в том числе, я отвлёкся на выкидывание салфетки. Был бы сосредоточен — поймал бы бутылку, на это моей реакции точно хватило бы. Да и девушку оставил в мокром платье в туалете… Я тогда был так зол на Фокс, что даже не подумал предложить таноржке пиджак, а ведь мог бы. Когда я попытался вспомнить её лицо, то, к колоссальному стыду, ещё и осознал, что грудь и сжавшиеся очертания сосков запомнил лучше. Несколько раз после того случая я ужинал в «Госпоже удаче», надеясь вновь увидеть девушку и как минимум извиниться, но всё было тщетно.