Охота на героя
Шрифт:
Молодой долинщик стоял на коленях посреди напуганной, возбужденной запахом крови толпы, удерживая на ладонях потяжелевшую вдруг голову Одинокого. Не желая верить. Потому что - вот она, катастрофа.
Кто-то дернул за рукав. Оглянулся - рядом стоял Хилгод.
– Пойдем. Они могут убить тебя от испуга. А потом будут жалеть. Пойдем. Тебе здесь больше нечего делать.
И, увы, мальчик был прав. Потому что Ренкр не мог сейчас противопоставить себя Кэнхаду.
Они отправились в пещеру Вдовой. Там уже сидел Скарр, изрядно перепуганный. Хозяйки и дочери не оказалось дома, они, как объяснил Хилгод,
А гроза бушевала долго, до самого вечера. Но это уже была стихия, организованная хитроумным искусником. Кэнхад завладел вниманием горян, и как-то само собой сложилось, что именно он занял место Одмассэна. Здесь и сыграла свою роль та группа сторонников, чьей поддержкой сумел заручиться новый предводитель. А одновременно и вэйлорн, ибо Кэнхад прежде всего делал упор на войну с долинщиками.
Тем неожиданнее показалось то, что через несколько дней он сам отыскал Ренкра.
8
Тот все это время просидел в пещере Вдовой, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Перечитывал свитки Всезнающего и сходил с ума от собственного бессилия. Но ничего не мог поделать. У всех с уст слетало одно: "долинщики - враги". Тем не менее большинство о Ренкре забыло.
А вот Кэнхад его отыскал. Днем, когда женщин не было в пещере, новый вэйлорн явился к Ренкру, внимательно огляделся и сел на кровать, рядом с долинщиком.
– Мы похоронили Одинокого, как он того заслуживал, - прежде всего сообщил Кэнхад.
– И его имя оказалось последним в коридоре Памяти. Там не осталось больше места - но оно больше и не понадобится. Мы идем войной на долинщиков.
Ренкр вздрогнул и посмотрел на меч, лежавший неподалеку.
Кэнхад успокаивающе поднял руки:
– Нет, ты неправильно понял мои слова. Тебя-то никто не посмеет назвать врагом. Ты - герой. Во имя горян ты совершил многое, ты страдал, и я ценю это. Отныне ты можешь не опасаться ни кинжала, ни резкого слова. Ты - герой.
Ренкр хмыкнул:
– И что теперь? Я - герой. Но я хочу мира. А чего хочешь ты?
– Я тоже хочу мира. Все мы стремимся к миру. И это естественно. Но порой нам приходится ради мира обнажать меч. И это тоже естественно. Впрочем, тебе ли не знать этого?
– Да, - эхом отозвался Ренкр.
– Мне ли не знать? Так чего же ты хочешь? Оставь словоблудие для других. Меня этим не обмануть.
– Что ты?!
– воскликнул Кэнхад.
– Как можно? Обмануть не обмануть - а проверить нужно. Теперь о деле, - произнес он уже более серьезным тоном. Мне нужно, чтобы ты помог нам. Ты жил в долине, ты знаешь, что и как...
– Нет.
– Не торопись с ответом, подумай, может быть...
– Нет. Это все?
– Все, - процедил Кэнхад, меняясь в лице.
– За тобой придут. Или даже нет. Ведь ты на самом деле герой. Я не стану навлекать на себя позор, о нет! Живи. Интересно, как ты поступишь? Останешься здесь, с той, с которой прелюбодействуешь, или уйдешь к своим родичам, чтобы предупредить об опасности?
– И ты выпустишь меня?
– презрительно усмехнулся долинщик.
– А ты уйдешь?
– ответил ему точно такой же улыбкой Кэнхад. Сомневаюсь.
И он стремительно вышел наружу.
Ренкр протянул руку и сжал в ладони рукоять меча - сжал до боли в пальцах, до побелевшей кожи. Не помогло.
ЭПИЛОГ
ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ
1
– Не знаю, - покачал головой врач, покусывая пластмассовую дужку очков.
– Не знаю. Вы еще слишком слабы. Я вообще хотел бы оставить вас, послать на обследование - ведь до сих пор неясно, что стало причиной такого странного приступа...
– Нет, - отрезал сидевший перед ним больной.
Он был бледен, но в глазах горела решимость. Однако это была не решимость сумасшедшего, отнюдь - она, скорее, свидетельствовала о безграничной уверенности этого человека в том, к чему он стремился; более того, в том, что он знает, как желаемого достичь. И врач по собственному многолетнему опыту знал, что остановить подобное стремление невозможно.
Он задумчиво посмотрел на очки, плотно сжав губы. Врач не хотел отпускать этого человека, прежде всего из-за непонятного приступа, который, собственно, и стал причиной его госпитализации. Но голыми руками не переломить металлический брус.
Врач вздохнул, решительно надел очки и пододвинул к себе бумаги.
2
"Домой, домой, скорее домой!" Человек с бледным узким лицом размашистым шагом преодолевал улицу за улицей, задевая плечами неосторожных прохожих. Он сдерживал себя из последних сил, цепко сжимая в кулаке собственной воли все то, что норовило рассыпаться, разлететься по сторонам - не собрать. Он сдерживался из последних сил, но - вот и двор, вот и лестница (проклятая лестница, слетевший деревянный поручень так никто и не поправил, он свисает вниз, лениво и вызывающе), вот и дверь - а вот и ключ к двери, вот он, лежал в кармане все это время, впиваясь зубцами в ладонь. Он с металлическим чавканьем вонзается и нехотя проворачивается в замке.
Дверь приоткрывается, и человек входит в квартиру, медленно и осторожно, словно хищник, учуявший охотника. Потом захлопывает за собой эту самую дверь и, хромая, держась за стены и мебель, подходит к плотному листу ватмана. Уже падая в кресло, впивается взглядом в детально прорисованный изгиб горного хребта на северном континенте.
Вскрикивает - и исчезает.
3
МЭРКОМ БУРИНСКИЙ
– Вам письмо.
– Авилн протянул мне плотный конверт и замер у дверей, ожидая дальнейших распоряжений.
Я взмахом руки отпустил слугу и почти рухнул в кресло - сегодняшние события как следует вымотали мое тело и хорошенько вымучили душу. И не понять, кому больше досталось: телу или душе.
А началось все с очередного визита в Бурин каравана Годтара-Уф-Нодола.
Этого дуршэ я знаю давно, следил за его судьбой еще с тех лет, когда он поступил подмастерьем к Хратолу, старому караванщику и знатному пройдохе. Молодой киноцефал оказался достойным учеником своего учителя и избрал совершенно особый, до той поры никем не проторенный путь аж на самый запад Срединного, через весь материк. И добился потрясающих успехов.