Охота на императора
Шрифт:
– Ли говорит, что сегодняшняя помощь, это знак доверия и аванс с их стороны, – с некоторой задержкой, подбирая слова, перевел Алекс.
– Мистер Бурдж… что происходит? Вас кто-то уполномочивал на какие-то переговоры с китайцами? Или, быть может, вы стали главой компании «Жардин Мэтисон», а меня об этом не предупредили?
Старик Ли, не понимавший ни слова в разговоре англичан, с интересом вглядывался в лицо того, который показался ему главным и внимательно вслушивался в раздраженные интонации.
– Мистер Харрис… Когда я на месте устанавливал линию трассы, мной в инженерный департамент была подана бумага, в которой я детально описал необходимость
У мистера Харриса сложилось впечатление, что китаец вполне понимает, о чем они разговаривают с Алексом. Он принялся энергично кивать головой, поддерживая русского в каждом его слове, а затем, при первой же паузе, вставил своё слово.
– Память предков священна, покой их вечен, и тревожить их дух невозможно ни при каких обстоятельствах.
Алекс довел до Харриса краткий смысл сказанного китайцем, и от себя добавил:
– Старик Ли обещал, что они готовы пожертвовать частью рисовых полей, чтобы кладбище осталось нетронутым. Мне кажется, сегодня мы получили достойное подтверждение их добрых намерений. По крайней мере, канцелярия на мои предложения согласилась, и мой проект трассы в обход кладбища был проштампован к проведению работ. Странно, мистер Харрис, что вы о том не проинформированы должным образом.
В свете факелов, что уже зажгли вокруг экскаватора, глаза Харриса показались китайцу недобрыми.
– Это вы мне будете рассказывать, куда вести дорогу? У меня единственные командиры – это управляющий и здравый смысл. Я сказал, дорога пойдет прямо! У меня нет времени на эти ваши упражнения. Если китаец хочет денег за работу, он их получит, думаю, за пятьдесят рабочих вполне хватит.
Русский инженер не стал переводить сразу, а лишь обратился к смотрителю, пытаясь скрыть свое волнение:
– Мистер Харрис… Всего-то нужно удостовериться в моей правоте. Чертеж в конторе, на местности разбиты колья. Вы сейчас совершаете непростительную ошибку…
– Пятьдесят, и точка. Больше не дам!
– Я не о людях. То, что их было триста, в данный момент не имеет значения. Я о кладбище. Они этого не простят, – русский инженер пытался вразумить своего смотрителя, одновременно наблюдая, как взгляд старика Ли меняется с благостного на колкий, даже жестокий.
– Да кем он себя возомнил, чтобы меня прощать? Иисусом Христом? Пошел вон, узкоглазая тварь!
Последняя фраза Харриса, произнесенная тоном колонизатора и сопровождаемая красноречивым жестом, в переводе не нуждалась.
Старик Ли, погладив рукой свою жиденькую, но длинную бороду, тут же поднес ладонь к горлу, резко проведя по ней ребром. Харрис, уже отдававший команды механику, этого не заметил, а русский инженер не стал его расстраивать, он лишь поклонился старику, всем своим видом выражая сожаление…
Глава VI
Кармен
– Хотя фортуна вновь и вновь любезна…
Цыгане с присущим им темпераментом, стоя в пол-оборота к зрителям, эмоционально жестикулировали, медленно группой двигаясь к центру сцены.
– Беспечность – наш коварный враг! – продолжали их соплеменники со сцены.
– Помни, друг мой,
Фраскита и Мерседес явно проигрывали красавице Кармен не только сценическими костюмами и размером алых цветков в пышных черных волосах, но и чертами лица. Лузгин с самого начала оперы обратил внимание, что подружки роковой цыганки явно более опытны, чтобы не сказать – староваты для своих образов. На их фоне главная героиня, выгодно отличавшаяся стройностью фигуры и красотой лица, держала на себе внимание зрительного зала, совершенно не напрягаясь.
– В горах один неверный шаг… – за время представления Лузгин, не отличавшийся искренней тягой к опере и глубоким знанием предмета, всё же приспособил свой слух и из общего хора уже выделял меццо-сопрано Кармен.
Сегодня случился один из тех редких дней, когда функции адъютанта предусматривали сопровождение Великого князя Константина в оперу. Лузгину была определена не совсем для него обычная миссия – от имени Константина Николаевича оказать знак внимания оперной диве Бриджид, исполнявшей партию Кармен в составе итальянской труппы. Великий князь, имевший репутацию большого ценителя искусства и женской красоты, не мог пропустить премьеру еще и потому, что был заинтригован восхищенными рекомендациями княжны Екатерины Михайловны Долгоруковой, к мнению которой он нередко прислушивался.
– Бесподобно… – Татьяна легким касанием руки обратила на себя внимание мужа, – правда ведь?
Десять лет назад Лузгин обещал своей будущей супруге, что больше никогда не будет неожиданно исчезать из её жизни, и он свое слово держал. Теперь всегда, когда приходилось отбывать куда-нибудь по поручению Великого князя, Леонид Павлович первым делом отправлялся домой и там, сложив руки перед собой, с некоторой нотой театральности умолял жену отпустить его. Татьяна же, согласно их ритуалу, принимала величественную позу, протягивала руку и после того, как её вечный поклонник прикладывался губами к тонким пальцам, позволяла ему подняться с колена и всегда давала одно и то же напутствие: «Оставьте, друг мой, свой скверный характер дома и не пытайтесь искать себе испытаний больше, чем сможете вынести. Помните: я запретила вам дуэли!» Лузгин всегда при этом почтенно кланялся, молчаливо и покорно принимая условия жены. Обстоятельства, при которых их роман из флирта превратился в любовь, оба помнили в красках и деталях. [15]
15
Указанные обстоятельства любопытный читатель найдет в первой книге о приключениях адъютанта: «Аляска. Крым. Сделка века.»
– Парижские критики утверждают, что опера несколько легкомысленна, как и её главная героиня… – слегка наклонившись к уху мужа, прошептала Татьяна.
– Да, я тоже читал… именно этот факт, похоже, и привлекает публику… Все эти люди собрались здесь, чтобы не только насладиться прекрасными голосами, но и познать историю порока и предательства… – ответил Лузгин.
Где-то сзади раздался осуждающий и трудноразличимый шепот, означавший, что чета Лузгиных позволила себе в храме искусства слишком много слов. Татьяна улыбнулась и слегка сжала руку супруга в знак согласия с его мнением – совместные выходы в свет, а уж в театр, так и подавно, в силу особенностей службы мужа были большой редкостью, так что некоторые мелкие проколы в вопросах этикета можно было считать вполне объяснимыми.