Охота на императора
Шрифт:
Надо добавить, что этот «метеор» быстро сгорел в «верхних слоях социума» не столько в результате гибели Александра II, сколько из-за козней Победоносцева. О последнем А.Ф. Кони писал:
«В 1880 году он был сделан обер-прокурором Святейшего Синода и получил возможность приложить свой критический ум к раскрытию и оценке тех условий, которые делали из нашей церкви полицейское учреждение, мертвящее и жизнь и веру народа.
Казалось, что высокообразованный человек и юрист, носящий в себе живую веру и знающий ценность этого блага, приложит всю силу своего разумения к тому, чтобы, охраняя церковь, как необходимую и авторитетную организацию верующих, вдохнуть в ее деятельность утраченный христианский
Увы! Этого ничего не произошло! Противоречие взглядов, жившее в его душе, сказалось и в его действиях как обер-прокурора… Могучий владыка судеб русской церкви и состава ее иерархии, он усилил полицейский характер первой и наполнил вторую бездарными и недостойными личностями… Победоносцев стремился отдать умственное развитие простого русского народа в руки невежественного и ленивого, нищего и корыстного сельского духовенства».
Надо иметь в виду, что А.Ф. Кони был лично знаком и с Лорис-Меликовым, и с Победоносцевым, ценя последнего как высоко образованного юриста, но в то же время подчеркивая отсутствие у него творческого потенциала. То же подтверждает и мнение о нем С.Ю. Витте.
«Обер-прокурором Святейшего Синода был Константин Петрович Победоносцев. Это был человек, несомненно, высокодаровитый, высококультурный и в полном смысле слова человек ученый. Как человек он был недурной, был наполнен критикой разумной и талантливой, но страдал полным отсутствием положительного жизненного творчества; он ко всему относился критически, а сам ничего создать не мог. Замечательно, что этот человек не в состоянии был ничего воспроизводить ни физически, ни умственно, ни морально».
Сурово, но, по-видимому, справедливо. Новый император, почти во всем оставаясь полной противоположностью Победоносцеву, был к нему чрезвычайно расположен. Испуганное письмо Победоносцева, в котором он умолял царя блюсти строжайшие меры предосторожности, возможно, возымело свое действие: царь вскоре удалился из опасного многолюдного Зимнего дворца в Гатчину.
Кони писал: «Впереди виделось давно желанное окончание изжитой роли самодержавия и призыв общества, постепенно и систематически подготовленного, — без смуты и кровавых потрясений, к участию в законодательной деятельности. Роковой день — 1 марта 1881 г. — отодвинул мирное осуществление этого призыва на целую четверть века… Все робкое в обществе шарахнулось в сторону реакции, и на внутреннем политическом горизонте обрисовались зловещие фигуры Победоносцева и графа Д. А. Толстого…Потянулись серые, бесцветные дни наружного спокойствия и кажущейся прочности отжившего порядка…
Сын Александра II не последовал примеру своего отца, и ничто не напоминало в его царствовании царя-Освободителя в царской резиденции, кроме нелепо начатой постройки собора на месте убийства, около которой нагрели себе руки разные чиновные воры, обратившие собранную со всей России народную "копейку", эту медную слезу русского народа, в удобные для кражи кредитные бумажки».
На ближайшие годы для самодержавия Победоносцев вполне оправдал свою фамилию (в чуть более отдаленной перспективе, как показал опыт истории, он стал поистине Бедоносцевым). Самодержавие не пошатнулось, а напротив, окрепло. Ни о каких уступках террористам не было и речи. Казалось бы, должна была усугубиться революционная ситуация. А вышло наоборот. В народе, да и среди многих революционеров терроризм не одобрялся. Народ желал стабильности, а не потрясений.
Получалось так, что в деятельности революционеров-экстремалов были заинтересованы наиболее ревностные защитники самодержавия и жестких мер подавления инакомыслия. Многие деятели департамента полиции, призванные бороться с террористами, получили дополнительные возможности для карьеры, наград, повышенных окладов жалованья и для финансовых злоупотреблений.
Назначенное Александром II на 8 марта 1881 года обсуждение проекта либеральных реформ состоялось уже при Александре III. Проект, как мы знаем, был отклонен. 29 апреля был обнародован манифест царя о незыблемости самодержавия. На следующий день подал прошение об отставке Лорис-Меликов; последовали отставки военного министра Д. А. Милютина и министра финансов А.А. Абазы. Тем не менее были сделаны некоторые уступки крестьянству, стали созываться совещания представителей земств и вышел циркуляр о «неприкосновенности прав дворянства и городского сословия».
Новый император заявил о твердом намерении «укреплять и сохранять самодержавие от любого возможного посягательства». Как показали дальнейшие события, это было верное решение для укрепления Российского государства на некоторый срок (но с последующей неминуемой катастрофой).
Некоторые мероприятия были реакционными в дурном смысле этого слова. Ужесточилась цензура, была уменьшена свобода преподавания. Министр народного просвещения Делянов выступил, в сущности, против просвещения народа. Гимназическому начальству вменялось в обязанность опрашивать учеников, какую квартиру занимает их семья, сколько у них прислуги. Запрещалось принимать в гимназии «детей кучеров, лакеев, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей».
Были предоставлены дополнительные льготы дворянству. Укреплялись позиции Православной церкви. Внедрялась русификация; заметно ограничивались гражданские права евреев. Дворяне, Православная церковь и великороссы признавались главной опорой государства. Это была действительно имперская политика.
14 августа 1881 года Александр III подписал законодательный акт, ужесточающий полицейский надзор в стране: «Распоряжение о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия и приведении определенных местностей империи в состояние Усиленной Охраны». Как писал, выйдя в отставку, бывший в начале XX века начальником Департамента полиции А.А. Лопухин, данное распоряжение «поставило все население России в зависимость от личного усмотрения чинов политической полиции». Было создано, по существу, полицейское государство.
«Политика Александра III, — писал историк М. Карпович, — представляла собою безнадежный анахронизм. Она была попыткой реставрировать прошлое, которое умерло и не подлежало возрождению. Опора правительства на альянс самодержавия и дворянства упускала из виду общую тенденцию русской социальной эволюции после освобождения… Ни экономически, ни социально, ни интеллектуально дворяне более не могли господствовать в стране, не принимая во внимание иные классы. Не более удачной… была и тенденция заменить широкую концепцию империи как политической структуры, защищающей многие расы и народности, жесткой формулой исключительного национализма, опирающейся на узкий этнический базис».
Однако в то же время проводилась индустриализация промышленности, начиная с широко развернувшегося строительства железных дорог и перехода их под государственный контроль. В 1882—1886 годах было принято первое рабочее законодательство в России, с которого начались ограничения эксплуатации трудящихся.
При Александре III именно благодаря наиболее целесообразной в подобных случаях политике «кнута и пряника», некоторым послаблениям в экономической сфере и жестокому полицейскому режиму Российская империя смогла расправиться с революционным движением. Даже страшный голод 1891 — 1892 годов и эпидемия холеры не поколебали устоев государства. Голодные и холерные бунты, вспыхнувшие в отдельных губерниях, были быстро подавлены.