Охота на клона
Шрифт:
— Но зачем вообще было что-то выдумывать?
— Я правда не знаю. Я актер. Меня наняли, чтобы я разыграл спектакль. — Он выразительно передернул плечами. — Вот я и сыграл.
— Кто вас нанял?
— Не знаю. На нем — или на ней — был голокостюм.
— Прелестно! — Я начал раздражаться и не скрывал своего состояния.
Кармо поморщился:
— Извините.
— И чей же на нем — или на ней — был костюм?
— Джоуи Хосе.
Мне захотелось чем-нибудь в него швырнуть. Я рассчитывал, разыскав Кармо, многое от него узнать, но
— А голос? Припомните, может, у него был какой-нибудь акцент?
Кармо снова поморщился:
— Он использовал голософон Джоуи.
Голокостюм и голософон. Кем бы ни был тип, нанявший Кармо, он позаботился о том, чтобы замести следы.
— Значит, тот неизвестный в голокостюме просто подошел к вам, передал золотую монету и велел: «Найди кого-нибудь, кто будет искать твою вымышленную незаконную дочь». И вы случайно напали на меня…
— О нет. Мой наниматель дал вполне четкие инструкции. Я должен был нанять Зигмундо Дрейера, и никого другого.
— Но я уже несколько лет как отошел от дел! Я открыл свою контору всего за два дня до того, как объявились вы.
Он снова передернул плечами:
— Что тут скажешь? Может, мой наниматель специально выжидал, пока вы снова откроете контору. Мне известно лишь следующее: он дал мне две золотые монеты и велел за одну нанять вас, а другую взять себе. Если мне удастся нанять вас, я получал еще два золотых. Наверное, не нужно говорить, что за такой гонорар я постарался сыграть свою роль как можно лучше.
Когда я встал, он съежился.
— Вы отличный актер, друг мой. Великолепно сыграли порученную вам роль.
Меня так и подмывало вкатить актеришке дозу сыворотки правды, но я подозревал, что не узнаю ничего нового. За ним кроется очень ловкий тип. Он не оставил следов и соблазнил актера заманчивым гонораром, позаботившись о том, чтобы Кармо не прикарманил денежки и сыграл как можно лучше.
— Надеюсь, я никому не причинил вреда, — сказал Кармо.
Я похлопал его по плечу, и он едва не упал.
— Нет. Никакого вреда. Мне просто захотелось выяснить, что за всем этим кроется. К сожалению, вы мне нисколько не помогли.
Я ушел, оставив успокоенного и насквозь вспотевшего актера в его квартирке.
III
— Давай ешь суши.
Эм-Эм скорчил гримасу:
— Недожарено!
— Так надо. Суши должны быть сырыми.
— Сырая рыба?
На лице его появилась гримаса такого отвращения, что меня проняло. Я с трудом удержался от смеха. Эм-Эм отвлек меня от отчаяния, в которое я погрузился после беседы с Кармо.
— Это не настоящая рыба. Только
Эм-Эм вскочил со стула и схватил себя за горло, очень натурально изобразив, что его сейчас вырвет.
Остальные посетители забегаловки с интересом посмотрели на нас.
— Прекрати! Иначе нас сейчас вышвырнут отсюда.
Он нехотя сел на место.
— Хочу соевый бифштекс!
— Прости, не понял!
— Пожалуйста, купи мне соевый бифштекс, — тщательно выговаривая слова, произнес он.
— Может, расширим твой ассортимент? Знаешь, на свете есть масса других вкусностей, кроме соевых бифштексов, сырных шариков и крученой пастилы.
— Не хочу эту дрянь.
— Откуда ты знаешь, что суши — дрянь? Ты ведь даже не попробовал. Какой из меня родитель, если я даже…
— Ты не родитель!
Слова Эм-Эма ранили меня куда сильнее, чем я ожидал. Понятия не имею, почему я вдруг вообразил себя его родителем. У меня ни разу не возникло желания быть его папашей. Правда! И все равно мне стало больно. Видимо, эти мысли отразились у меня на лице, потому что он добавил:
— Венди — мама для всех пропащих мальчишек.
Я хотел возразить: всякому человеку позволено иметь двоих родителей. Но вовремя сообразил, что невольно поставил бы мальца в неловкое положение. Поэтому я промолчал.
— Ладно. Забудь.
Черная тоска снова накатила на меня.
— Ты друг, Зиг. Не родитель.
— Что ж, друг так друг. А друзья не заставляют друзей есть суши. Верно?
— Верно.
Я заказал ему соевый бифштекс и все его обычное меню. Всякий раз, как я брал его с собой в ресторан, он заказывал то же самое. Такое же безобразие. Должно быть, беспризорникам никогда не надоедает.
— Кстати, а кто такая Венди? — спросил я, пока мы ждали заказ.
— Общая мама.
— Эм-Эм… — устало протянул я.
— Да, Зиг, знаю. Не биомама, но она настоящая мама. Читает нам, учит нас, покупает одежду и еду. А малышей укладывает спать.
Глаза его сверкали. В них светилось обожание. Мне стало не по себе. Какое мне дело до какой-то психопатки, которой взбрело в голову изображать перед беспризорниками мамочку?
— Какая она?
— Красивая.
— Конечно. Все мамы красивые. А ты опиши ее поподробнее. Какие у нее волосы, например. Светлые?
Он покачал головой:
— Темные. Прямые.
— Она толстая или худая?
— Худая. Как мы. Конечно.
— Почему «конечно»? Когда она уходит от вас по ночам, она, наверное, возвращается к себе домой и наедается там от души.
— Венди живет с беспризорниками.
Я задумался. Ни один человек, находящийся в здравом уме, не захочет поселиться в подземке с оравой ребятишек, которые питаются крысами и тем, что выпросили на улицах!
— Ей-то что за прок от всех вас?
— Семья. Мы все — семья.