Охота на крутых
Шрифт:
– Ну а я в чем виноват? Каюсь, не повезло, попал в компанию двух идиотов: неподкупно‑честного завихренного «следака» и вконец звезданутого москаля, вечно влазившего куда не надо. За что, наверное, и получил свое.
Тихонову понравилось мое актерство: – Неплохо излагаешь, Веснин! Я, когда докладывал о твоих выходках генералу, сердцем чуял, что поумнеешь. Что сработаемся с тобой!
В конце официальной части этого вечера я уже неофициально числился в сотрудниках «команды № 6» с маленькой отсрочкой вступления в штат – выпросил перед новой службой отпуск для отдыха, сославшись на последнее, армянское ранение. Мой предполагаемо‑будущий шеф не возражал.
Закрепила наш негласный договор программа отдыха под лозунгом «Кто не пьет – тот Родину продает» – это в отношении спиртного. А в отношении девочек из варьете – в сауне после часа ночи прозвучал призыв вообще из анекдотов о небезызвестном поручике Ржевском: «Не опозорим погоны, господа офицеры!»
В разгар веселья к Тихонову подвалил зам:
– Там на входе кот облезлый стоит – Орех. Просится поучаствовать!
Ответ шефа был лаконичен:
– Много хочет, фраер сраный! Передай ему, пусть знает свое место!
«Мероприятие» длилось до пяти утра, а в семь я уже плескался в своей ванне, соскребая мочалкой с тела губную помаду и запахи секса. И грязь от общения с этим гадом – моим будущим шефом. Но из души‑то грязь не вымоешь!
В течение всего последующего дня я пытался дозвониться Олегу в Москву. Может, запугать просто решил меня мент‑оборотень тем разговором накануне? На понт взять? Но... трубку никто не поднимал, даже ночью. Неужели майор правду выкладывал?
... Через пару дней, закончив все дела с оформлением отпуска с последующим переводом в областное УВД, я вылетал в Адлер. Почему на юг? Потому что не хотел раскрывать истинную причину поездки – в столицу к Калинину...
Лучше бы я туда не ездил! Тихонов не трепанулся – Олег был действительно мертв и даже похоронен. В то время, когда вывешивался приказ о присвоении мне старлея, надверную ручку его квартиры какая‑то паскуда навесила мину. Судя по характеру повреждений в подъезде и телу Олега, это была ОЗМ на растяжке. При открытии двери прогремел сильнейший взрыв. Взрывной волной разнесло двери всех трех квартир на лестничной площадке, вынесло межэтажное окно вместе с рамой и скрутило в бублик перила лестничного марша. А тело Калинина, по рассказам его коллег‑очевидцев, складывали в гроб по частям... Тяжело ранены были соседи – муж и жена как раз собирались выходить на работу. А из окон квартир пятнадцатиэтажного подъезда, как прощальный салют умирающему капитану, повылетали стекла...
Здесь необходимо сделать небольшое отступление. Перекур в исповеди. Ибо впервые в жизни я по‑настоящему растерялся. Да что же это такое? Я много смертей перевидел в Афгане; но «на гражданке»? Сколько же можно пить на могилах? Иван Николаевич, мама, Наташа, Олег. Кто будет следующим?
И еще – к чертям собачьим летели мои младенческие грезы о благородном рыцаре в милицейской форме – защитнике всех униженных и оскорбленных! О какой, к хренам, взаимовыручке и братстве может идти речь, если свои офицеры помогают гробить своих же? Небрежно эдак, между двумя стопарями «Абсолюта» или «Смирнова»!
Не спорю – большинство парней идет в милицию такими, каким в свое время рвался туда я, – полными патриотизма и всеохватывающего стремления напрочь искоренить на земле зло в любой его форме. Некоторые такими и остаются... Дорастают до полковничьих или до майорских погон из них единицы, да и то сказать – не всем же ходить в начальниках! Большой контингент сотрудников, пообтершись и внимательно осмотревшись, вскоре хватаются за головы – куда мы попали? Ибо, надев милицейскую форму, вместе с ней совершенно бесплатно получаешь как бы специальные очки – невидимые, выворачивающие наш с виду порядочный и благопристойный мир такой грязной изнанкой, что поневоле сам собой напрашивается вопрос: чему же с ранних лет учились в детских садах и школах все эти дяди и тети – развратные, ворующие, полные скрытой черной зависти друг к другу и стремления сделать свою карьеру на костях ближних? Таких много в нашем обществе, а разглядеть черное нутро, к примеру, вполне добропорядочного и обходительного бухгалтера‑семьянина, по ночам насилующего и разрубающего на части малолеток, – это дано только людям в милицейских погонах, тем, кому по долгу службы положено разгребать всю эту грязь и дерьмо человеческих отношений, дабы докопаться до истины. А копаясь в грязи, сам того не замечая (или замечая), вымазываешься в ней. Иные так, слегка – почистил и отстало. Для иных же требуется хорошая стирка. Такие «стирки» во всех ГУВД, УВД, РОВД, конечно, проводятся: различные очередные «чистки» и операции типа «Чистые руки», но... В семье, как говорится, не без урода. К таким вот «уродам» и принадлежали Тихонов, Вольвак и им подобные, образуя во внутренних органах как бы свой обособленный круг, выход из которого для посвященных был один – смерть. Для врагов этого круга – то же самое. Так за кем же следующая очередь? Может, за мной? Ну уж хрен вам! Я не очень, конечно, обольщался насчет своих возможностей в противостоянии хорошо информированной и обеспеченной боевым прикрытием группы моего новоявленного «шефа», но – ведь и мы кое‑что могем! И самым лучшим способом защиты в моем теперешнем положении я выбрал – нападение.
Через пару дней пребывания в столице я воспользовался визиткой Агафонова.
– Добрый день, Эдуард Михайлович! Это Веснин из Донецка. Я в Москве и мне позарез необходима ваша помощь!
Договорились встретиться у ресторана «Прага» в 20.00. А при встрече подтвердилось мое первоначальное предположение, что это – мужик из «серьезных»: его охраняли, по моим скромным подсчетам, около десятка неназойливых типов. И никаких‑нибудь пацанов – конкретные «мэны» лет под сорок каждый, с гэбэшной школой организации охраны личности. Позже в беседе за столиком ресторана я изложил ему свою просьбу – загранпаспорт на любую фамилию и три тысячи баксов. Именно те три тысячи, которые я «недобрал» за сведения о его теперь уже покойном брате. Стыдно было просить больше, стыдно было вообще просить – а куда денешься? Эдуард Михайлович оставался хоть какой‑то надеждой. Не помоги он мне – и я останусь «голым» перед хорошо оснащенной системой. В тот вечер я расслабился за тостами «в поминовение душ умерших и погибших», да и нервы подвели – нагрузился прилично, до отключки. Окончания беседы не помнил, а очнулся утром в номере гостиницы в Измайлово. На столе лежали конверт, несколько больших пакетов и записка.
«Молодой человек! Это все, чем я могу помочь в вашей ситуации. Желаю удачи и да хранит вас Господь!»
Подписи не было. Да и записка была написана коряво как‑то, явно не интеллигентским почерком. Светиться старику было не к чему. Но по моим глазам он, видимо, понял мое теперешнее положение и сделал, может быть, немногое, но для меня сейчас очень важное. А то, что мы видимся в последний раз и обращаться больше к Агафонову ни с какими просьбами не стоит, – это я понял еще там, в ресторане, в самом начале разговора.
Ну что ж, большое мерси – хоть в малом не отказали! В конверте лежал новенький... загранпаспорт. Вот это скорость, вот это оперативность! Да, но где они взяли мою фотографию – это для меня непонятно до сих пор! Также в конверте – доллары, именно три тысячи. А в пакетах находилось несколько комплектов абсолютно новой одежды.
Я пробыл в Москве еще неделю, но вовсе не для отдыха – мотался по рынкам, толчкам, барахолкам, съездил даже по нескольким «темным» адресам в Солнцево и Люберцы – подкупал необходимую мне аппаратуру: три комплекта пластика с дистанционным управлением подрыва, пяток подслушивающих «жучков», диктофон... Оружие покупать не стал: кроме никелированного пистолета, подаренного в незапамятные времена еще Иваном Николаевичем, в тайнике вентиляционного колодца моей теперь уже квартиры хранился отлично смазанный «комбат магнум» 44‑го калибра и сотня зарядов к нему. Где достал? «Экспроприировал» при «чистке» одной «малины» еще там, в Арцахе. А вот как провез оттуда – не расскажу, секрет не мой, им многие братки‑спецназы пользуются...
Свой негласный приговор я вынес двоим – Тихонову и Саид‑Беку – пусть «по‑дружески» разделят одну смерть на двоих. Поездом со всем грузом вернулся в Адлер, где еще неделю отчаянно жарился на солнцепеке, чтобы по возвращении домой ни у кого из любопытных не возникало вопросов типа «В тени, что ли, браток загорал?», затем благополучно отъехал на родину и в середине июня вышел на службу в областное управление, к Тихонову «в команду». Шеф вызвал к себе, расспросил о ранении, отдыхе на море, затем перешел к объяснению моих новых служебных обязанностей с учетом уровня моей специальной подготовки и... преданности ему.