Охота на крутых

Граков Александр

– Слушай, Игорь, так нельзя! Девятый день лакаешь коньяк, как газировку! Ты на свою рожу глянь! – Иван совал зеркало Игорю, валявшемуся в одежде на диване. Тот затянул в него и невольно охнул. Обрюзгшее, заросшее темно‑ржавой щетиной лицо как нельзя более подходило под определение «рожа». А Иван не унимался: –Ты знаешь, права поговорка: чтобы оценить свою сущность, надо поглядеть на поведение соседа и примерить его на себя. Я поглядел на тебя в запое – и бросил пить. Да, я в какой‑то мере благодарен водке – может быть, она меня и спасла от СПИДа! Но не век же ее жрать! И Олесю не вернешь

даже удесятеренной дозой того, что ты перекачал из соседнего коммерческого ларька, я уж не говорю про мою непутевую Инку, и...

В дверь квартиры позвонили. Иван мягко спрыгнул босыми ногами с дивана, и в его руках очутился... никелированный «Лама Омни», выхваченный из‑под матраца кровати. Посмотрев в глазок, он облегченно вздохнул и откинул цепочку.

– Баба Зина прибыла! – Пистолет вновь нырнул под матрац.

Это действительно была она. Старушка влетела в квартиру и юлой завертелась на месте.

– И где они?

– В ванной, баб Зин, пошли помогу! – Они вдвоем с Иваном прошли в санузел и загремели там пустыми бутылками. Вскоре вышли, и взгляд шахтера споткнулся о картонную коробку с четырьмя полными «Наполеонами» – остатки полуторанедельных поминок. – И это забирай!

– Та как же можно, Ванюха, – питье‑то дорогое больно.

– Забирай, забирай, бабуля, нам оно больше не понадобится! – успокоил Иван ее совесть.

– Неужели бросили ковтать ее, окаянную?! – ахнула бабка и от избытка чувств перекрестилась. – Слава те, Господи! Ну пошли, подмогнешь!

Через десяток минут они вернулись – баба Зина тащила кастрюлю, из которой в прокуренную комнату прорвался аппетитный запах.

– Борщика свеженького принесла вам, а то больно на мартовских котов смахивать стали! Помянуть, конечно, надо (она была в курсе обеих трагедий), но в крайности ударяться не след. А ну, марш на кухню, марахвет буду наводить!

На кухне, хлебая наваристый украинский борщ, Игорь обратился к Ивану:

– Вопрос номер один: как с памятниками – все в порядке?

Они похоронили Инну и Олесю рядом – в одной оградке на местном кладбище. И памятники заказали одинаковые. И надписи – схожие:

Почему судьба, заботясь об усопших, Так полна несправедливости к живым ?

– Все в порядке, – успокоил Иван, – все на месте. Но с деньгами – швах! Могу с полной уверенностью заявить: мы с тобой – банкроты!

Игорь бросился к нательному поясу. В одном из кармашков сиротливо зеленела сотенная банкнота. Он поднял глаза на шахтера, тот утверждающе кивнул.

– Это все! – и вывернул пустое портмоне.

– Ладно, выкрутимся! Теперь вопрос номер два: как у тебя оказался мой пистолет?

– Да ты же из него собирался расстрелять Агафонова, Вольвака и Гальчевского. Неужели не помнишь? – изумился шахтер. – Еще и меня за компанию чуть не прихватил!

– Не помню ни фига! – признался Игорь. – Хорошо, третий вопрос – ты зачем с оружием к двери бросаешься? Насколько мне известно – Узбек с приятелями тебе больше не докучают. Значит, появился кто‑то еще, новый?

– Еще как появился! Через день после смерти Олеси в больницу заявилась пара каких‑то лоботрясов, якобы ее родственники – требовали вещи погибшей. Владислав отказал им, предложив зайти на следующий день. А вечером этого же дня была попытка ограбления камеры хранения вещей больных.

– И чемодан Олеси исчез?!

– Как же он мог исчезнуть, – оскорбился даже Иван, – если к тому времени лежал у меня на антресоли? А в складе ничего не пропало. Как мы с Владом и думали.

– Молодцы, ребята! Значит, пока я здесь пьянствовал...

– Мы решали кое‑какие проблемы, – скромно подтвердил Иван. – Но, наверное, не до конца, потому что сегодняшней ночью кто‑то осторожненько пытался без спросу войти в квартиру. Я сразу понял, что это не баба Зина: подошел к двери и спросил, кто там. На всякий случай передернул затвор пистолета. Естественно – мне не ответили...

– Им очень нужны вещи Олеси, – задумался Игорь. – Что в них загадочного?

– Узнаем, когда уйдет баба Зина!

– Кто стрелял, не нашли?

– Неизвестно. Стреляли с крыши котельной школы, расположенной в сотне метров от больницы. Тип оружия – винтовка ТОЗ – «мелкашка» – калибр 5,6.

– А ведь выстрелов было два! – Игорь помотал головой. – Ничего, узнаем правду! Пойду побреюсь.

Пока он приводил себя в порядок, баба Зина удалилась с сознанием выполненного долга – квартира была проветрена и сияла чистотой.

Иван достал с антресоли кожаного «крокодила». Вещей было раз‑два и обчелся: спортивный костюм «Адидас», кое‑что из нижнего белья и... норковая шубка. Гордилась, видимо, Олеся званием «высшего аналитика». Шубка была свернута в большой конверт и перевязана длинным капроновым бантом. Там же, в чемодане, была и сумка. Иван вывернул ее содержимое на стол. Косметичка, пудреница, зеркальце, помада, пачка долларовых купюр разного достоинства, загранпаспорт с визой, разрешение на обмен валюты, горстка жетонов для телефона‑автомата и метро. Больше в ней ничего не было, не считая, конечно, щетки для волос.

– Как же так? – Иван в растерянности смотрел на Игоря. – Из‑за этого барахла погибла такая девушка?! Да в жизнь не поверю!

Игорь между тем взвесил на руке шубку и, покачав головой, попытался развязать бант. Не вышло – завязано было намертво. Щелкнул выбросной нож, и оскаленная пасть тигра выплюнула сверкающее, остро отточенное лезвие. Капроновый узел распался, шубка была развернута, и Игорь понял, что не ошибся в предположениях, – внутри находилось кое‑что, заслуживающее внимания. План двухэтажного здания, заламированный в полиэтиленовую пленку, размерами в газетный лист, большой замшевый альбом для фотоснимков и замшевый же мешочек, очень тяжелый, стянутый по горловине шелковым шнурком.

Игорь, решив поудобнее рассмотреть чертёж, развернул его. План здания был выполнен очень тщательно, в трех цветах: черный, синий и красный. Внизу пометки: синяя черточка, а напротив – сокращенно «пот. х.», ниже – красный кружок и тоже сокращенно «зам. с‑ф». В левом верхнем углу плана красной тушью был красиво выписан адрес: С. П., Кленовый пр., д. № 7.

Тем временем Иван завладел альбомом и, раскрыв его, потрясенно присвистнул. Повертел его и так, и эдак, разглядывая, затем перевернул страницу, странно хмыкнул, взглянув на снимки, перевернул следующую – тихо ойкнул и заматерился, затем пошел лихорадочно листать страницы одну за другой и, внезапно отбросив его на рядом стоящую кровать, захохотал – дико, облегченно.