Охота на крылатого льва
Шрифт:
Определенно, все дело в губах. Жесткий рот Бенито невозможно представить на этом безвольном вялом лице. Пухлые губы Алессии все время полуоткрыты, нижняя вывернута, за ней белеет ряд неровных зубов.
И подбородок. У Бенито он выпирал вперед – как нос у корабля. Алессии сильно скошенная нижняя челюсть придавала сходство с курицей.
Длинные неопрятные волосы падали ей на плечи, криво постриженная челка почти закрывала один глаз. Виктория присмотрелась и поняла, что белая дрянь – не что иное, как седина. У сестры Бенито
«Господи, бедная девочка».
– И давно она здесь? – дрогнувшим голосом спросила Вика.
Бенито поднял глаза к потолку, сжал пальцы в кулак, отогнул мизинец, безымянный…
– Два года.
– Что?!
– Два с половиной, – поправился парень. – Э, Алес! Сколько мы тут живем?
Девушка на карачках выбралась из-под стола, уселась рядом с Викой, как собачонка. Осклабилась – Вике стало тошно от этого зрелища – и что-то залопотала. Вычленить смысл из этого набора звуков мог только Бенито.
– Она говорит – два и еще чуть-чуть, – перевел он.
Вика опустила глаза. Взгляд наткнулся на огромные колтуны в спутанных полуседых волосах.
Острая жалость взяла в ней верх над брезгливостью. Закипая от ярости, Вика обернулась к Бенито:
– Почему ты держишь ее здесь? Ты что, глупый? Ей нужен присмотр! Она больна, или ты не видишь?
Вика изо всех сил старалась держать себя в руках. Но, видимо, что-то нехорошее прозвучало в голосе, потому что Алессия выпустила ее ногу и поползла подальше от нее.
– Больна? – с притворным удивлением переспросил Бенито. – Я ничего не замечаю.
От бешенства Вика даже перестала спотыкаться на подзабытых итальянских словах.
– Ты же убиваешь ее! – тихо процедила она. – Что она делает для тебя, малыш Бенито? Стирает твое белье? Готовит для тебя кофе? Что, оказалось удобно держать здесь слабоумную прислугу?
Парень шагнул навстречу Вике и остановился в полушаге, нависая над ней. Вика не отшатнулась. Ей больше не было страшно: злость на этого молодого подлеца и жалость к несчастной помешанной вытеснили испуг.
– Ты спрашиваешь, зачем она мне здесь? – голос Бенито стал отвратительно скрипучим. От звука его хотелось заткнуть уши, словно водили пальцем по стеклу. – Может быть, потому, что мой отец не пожелал иметь дурочку в своем доме и сдал ее в больницу? Может быть, потому, что там ее так лечили, что ей с каждой неделей становилось все хуже? Или потому, что, когда я увез ее оттуда, она даже не узнавала меня?! – его голос взвился до визга. – Или потому, что отец выгнал к дьяволу нас обоих, когда я привел ее домой?!
Алессия жалобно вскрикнула, и Бенито осекся. Задыхаясь, он отошел в сторону и отвернулся.
Наступило долгое молчание, прерываемое только тихим испуганным бормотанием больной девушки.
– Твой отец выгнал из дома собственную дочь? – недоверчиво спросила Вика.
Бенито ответил не сразу.
– Не собственную. Наша мать изменила ему. Родилась девочка. Отец делал вид, что простил. Мать умерла три года назад. Тогда отец сразу избавился от Алес.
Он по-прежнему стоял к Вике спиной. Рубаха белела в сумраке.
– У твоего отца еще есть дети? – спросила Вика после долгого молчания.
– Трое парней, кроме меня. Зачем слабоумная девка, когда есть мужчины! Наследники. Не чужая кровь.
Вика молча кивнула, хотя Бенито не мог этого видеть. Она хотела спросить, а как же биологический отец девушки, но потом подумала, что это не имеет значения. Если бы он хотел, давно бы объявился. А может быть, он покоится в могиле, как мать Бенито.
Алессия сидела на корточках и самозабвенно выдирала нити из ковра в том месте, где просвечивала основа. Теперь Вике стали ясны настоящие причины его ветхости.
– Алес, посмотри на меня, – ласково сказала она. Ей самой стало противно от патоки в своем голосе. Так разговаривают с маленькими детьми и собаками те, кто не понимает первых и боится вторых.
Быстрый затравленный взгляд вполоборота. Когда не бросалась в глаза нижняя часть лица, Алес можно было принять за обычного диковатого подростка.
– Сколько ей лет?
– Девятнадцать, – неохотно сказал парень.
Вика протянула руку и очень мягко погладила Алес по плечу. Та не вздрогнула и не отстранилась. Движения пальцев, выдиравших одну толстую нить за другой, замедлились. Вика провела ладонью по плечу девушки еще раз – ощущая каждую выпирающую косточку, – и пальцы оставили свою бессмысленную работу.
Сзади чиркнула зажигалка.
– Я часто кричу на нее, – сообщил за Викиной спиной Бенито, глубоко затягиваясь. – Она привыкла.
– За что кричишь?
– Когда веду ее мыться, а она не хочет выходить из дома. Ведет себя как тупая корова. Слышишь, Алес, про тебя говорят!
Девушка ничем не показала, что понимает его слова.
– В голове у нее один птичий помет, – флегматично заметил Бенито. – И тот протухший.
Он до того непринужденно перешел от ярости к невозмутимости, что у Вики закралось подозрение, будто и первое, и второе – игра на публику.
– Если бы не Алес, я бы занимался семейным делом, как и братья! Был бы уважаемым человеком. А сейчас я кто? Бенито-дурачок! Бенито-неудачник!
– Извини меня, пожалуйста, – попросила Вика.
– За что?
– За то, что я сказала гадость про тебя и Алес.
Бенито молчал очень долго, и за это время Вику успела хорошенько погрызть ее собственная совесть. Он тебя спас, нашептывала совесть, рисковал своей жизнью – вспомни заточку! Доверился тебе, приведя в свое тайное логово. А ты, неблагодарная свинья, обвинила его во всех грехах. Хорошо еще, тебе удалось удержать язык за зубами и ты не ляпнула, что несчастная дурочка наверняка согревает ему постель. Не стыдно тебе, Маткевич?