Охота на Лань. История одной одержимости

Линдт Нина

Возразить отцу осмелился только Джакомо.

– Почему ты отверг его предложение? Он любит Джованну, живет рядом с Флоренцией, богаче всех Торнабуони вместе взятых, у него огромные залежи лучшего в Тоскане квасца, он знаменит на всю Италию! На весь мир! Что еще тебе нужно, отец?

– Я не торгую дочерью. Я искал не только делового партнера, но и хорошего супруга для Джованны, – возразил отец.

– Чем делла Мирандола хуже? – огрызнулся Джакомо. Лоренцо вернулся в кабинет, когда синьор Альба задал вопрос:

– Что мы знаем о Пико делла Мирандола?

– О нем знают

все! – пылко возразил Лоренцо. – Он убит горем от твоего отказа. Подумай, отец. Ну, чем так хорош Торнабуони? Делла Мирандола достойная ему альтернатива. И Джованне не надо уезжать!

– Что мы знаем о нем, чего не знают все? – настойчиво повторил синьор Альба. – Я не знаю, какой он человек. За кого я отдам свою дочь? За философа, бросившего вызов Церкви и прослывшего еретиком?

– Это было давно, – воспротивился Лоренцо.

– Но он по-прежнему не имеет права покидать Флоренцию, – возразил синьор Альба. – Довольно. Я устал.

Он тяжело опустился в кресло. Возражать ему никто не посмел.

Джованна догнала Лоренцо в коридоре, крепко взяла его под локоть.

– Это он, Лоренцо, я почти уверена. Тот самый, кто спас меня на карнавале.

Лоренцо крепко обнял ее.

– А ты сама, пташка? Чего хочешь ты?

– Не знаю, – честно ответила Джованна. – Просто не хочу покидать вас всех. Рауля я не знаю. Граф никогда не делал ничего предосудительного по отношению ко мне. Не понимаю, почему отец так сердит.

– Отчасти его можно понять. Он уже договорился с Торнабуони. А Джакомо своим спором о Савонароле лишь разогрел его упрямство. Все же знают, что именно делла Мирандола уговорил Лоренцо Медичи пригласить монаха во Флоренцию.

– Я не знала, – Джованна отпустила Лоренцо и задумчиво зашла в свою комнату. Прошла по мягким коврам к кровати и села. Возможно ли, что делла Мирандола, осуждаемый Церковью, нашел соратника в лице того, кто атаковал их с кафедры сегодня утром? И может ли быть, что упрек Савонаролы касался не только ее позирования, но и переписки с графом? Как он сказал? «Даже женщины Флоренции возомнили, что имеют право спорить с мудрецами!» Возможно ли, что и это относилось только к ней? Откуда Савонароле известно об их переписке? Сам граф рассказал. Но зачем?

Джованна вздохнула, сцепила крепко пальцы, опустила на руки горячий лоб. Не придумывает ли она все на пустом месте? Почему, ну почему ей все кажется, что за ней устроили охоту? А это похищение?

Она содрогнулась, вспомнив о страшных минутах в руках похитителей. Кто же на самом деле охотится за ней?

Граф делла Мирандола еле сдерживал шаг, выйдя из кабинета Альба, а хотелось бежать, так сильно горел в груди гнев. Лоренцо догнал его.

– Граф, прошу прощения за горячность отца.

Пико развернулся к Лоренцо и с благодарностью отметил его волнение.

– Почему, Лоренцо? Почему я не подходящая кандидатура?

Красавец Альба развел руками и попытался улыбнуться.

– Вы подходящая кандидатура, но соглашение с Торнабуони было заключено раньше. Вы опоздали, мой друг. Только и всего. Не стоит убиваться, Джованна не единственная красавица во Флоренции.

– Для меня – единственная, – горько ответил Пико и вышел, не слушая более Лоренцо. Прохладный ветер не мог остудить его гнева, холодный дождь лишь напоминал о том, что его вышвырнули, как дворнягу, на обочину жизни.

– Но я не смирюсь, Джованна. Я не смирюсь, – шипел он сквозь зубы, пока мчался ко дворцу Медичи. – Торнабуони, значит… Который из них? Если будет нужно, ты станешь вдовой еще до свадьбы, моя Лань. Потому что никто больше не имеет права тронуть тебя.

Казалось, даже подковы коня выбивают по мостовой: «Моя! Моя! Моя!»

Но когда под проливным холодным дождем он прибыл во дворец, сменил одежду и сел возле камина, Пико делла Мирандола провел рукой по мокрым волосам и задумался более трезво. Можно ли жить без Джованны? Несомненно, можно. Сейчас в его груди горит обида, в чреслах бушует желание, но он переживал подобное однажды, смог жить дальше, смог переключить внимание на науку. Сможет ли сейчас?

Он откинулся со вздохом на спинку кресла и протянул ноги поближе к огню. Сможет ли?

Он умирает от желания обладать ею. Почувствовать власть над Джованной, стать для нее всем. Венсенское заточение показало ему, что власть одного человека над другим может быть до абсурда сильнее всей свободы человеческой воли. Абсолютная власть обладает невероятным зарядом энергии. Тот, кто его мучил, знал об этом слишком хорошо. Пико познал всю горечь узника, но каким-то извращенным образом в его душе воспоминание об этом унижении породило желание стать для кого-то такой абсолютной властью. Обладать. Стать сильнее за счет другого существа.

Власть красоты против власти тирана. Вот что его волновало и распаляло охотничий интерес. Изучить ее. Понять ее слабости. Подчинить. Обладать.

После Венсена может ли он снова повернуть корабль своих мыслей на науку и не плыть в это темное и мрачное море, которое даже его пугало своей неизведанностью?

Хочет ли?

Он ударил костяшками пальцев по лбу, взвыл от напряжения. Воля нужна! Железная, непоколебимая воля! Как вера! Как Бог! Куда направить неукротимое стремление к Джованне, как не к Богу? Заняться наукой, вернуться к трактату, закрыться на вилле, работать и работать, а она пусть выходит за Торнабуони. Но видеть ее… Сталкиваться с ней… Представлять, как другой обладает тем, чего хочет он…

Он вскочил, пытаясь изгнать из воображения рыжеволосую красавицу.

– Мироздание состоит из трех миров, – зашептал он, словно молитву, текст из своих трудов. – Ангельского, небесного и элементарного. Человек не принадлежит ни к одному из них и являет собой мир четвертый. Он и только он выбирает, к какому из трех миров принадлежать, потому что стоит в центре Вселенной. Я – философ. Я могу править мыслью, я могу победить мир элементарный, мир животный, мир низменный. Я могу… изгнать из души мысль о ней, как о теле, как о вещи, которой жажду владеть. Превратить ее в идею. Поднять свои желания на уровень выше. Думать о красоте, как о проявлении ангельского в человеке. Вернуться в божественный, философский уровень, ведь выше его нет ничего. Я могу!