Охота на льва. Русская сова против британского льва!
Шрифт:
Продолжая делать вид, что собирает травку, капитан внутренне собрался и напружинился. Противника за спиной он, понятно, не видел, зато почувствовал движение воздуха и кувырком ушел вправо, легко вскочив на ноги. Это его и спасло от неминуемой гибели. Здоровенный детинушка, видать, слишком долго примеривался половчее шарахнуть не в меру любопытного барина дрыном по голове. Потому промахнулся и снес дрыном вместо головы куст сирени. Пока он разворачивался и замахивался для следующего удара, Голицын сам перешел в атаку и, как учили на тренировках, нанес детинушке «тройное оскорбление». Пнул в коленную чашечку его опорной ноги, заставив противника взвыть от боли и пошатнуться. Затем с разворота влепил ему ту самую великолепную французскую
Чуть расслабившийся Голицын пропустил появление второго супостата и схлопотал от него настоящий боксерский хук в челюсть. Небо и земля для Андрея в одно мгновение поменялись местами, и все, что он сумел сделать, это продолжить движение вслепую на карачках подальше в заросли. Сзади выругались, чья-то сильная рука схватила его за лодыжку и попыталась вытащить из кустов. Тогда Голицын быстро перевернулся на спину и пнул свободной ногой обидчика наугад. И попал!
Человек вскрикнул, выпустил ногу Андрея, а в следующую секунду капитан вновь обрел способность видеть. И узрел неприятную картину. В двух шагах возле скамьи корчился, схватившись за голову, незнакомый молодой человек, а еще один – третий, такой же молодой, со злым и красивым лицом – шел к Голицыну через полянку, держа в вытянутой руке револьвер.
Пытаться достать собственное оружие не имело смысла, поэтому Андрей схватил и метнул в противника первое, что попалось под руку. Это оказался оброненный детинушкой дрын. Конечно, нормального броска получиться и не могло, однако дрын был тяжелым и большим, а пространство для маневра у стрелка – маленьким. Вдобавок дрын в полете крутился как попало. Поэтому избежать с ним встречи молодому человеку не удалось. Голову он, правда, прикрыл, но увесистая палка стукнула одним из концов аккурат по руке с револьвером, и оружие улетело в траву.
Теперь хозяином положения стал Голицын. Он мгновенно подскочил к незадачливому стрелку, увернулся от кулака и оглушил его ударом рукоятки своего «смит-вессона». Потом развернулся к ушибленному им второму незнакомцу.
– Встать! – тихо и сурово приказал Андрей, направив на него револьвер.
Молодой человек, постанывая, поднялся и злобно уставился на капитана.
– Кто таков? Имя, чин, сословие?
– А-а, я так и знал: ищейка! – натужно улыбнулся пленный. – Из «голубых» или из «петроградцев»?.. [4] Впрочем, мне без разницы. Все равно ничего не скажу!
4
Напавший на Голицына имеет в виду, что капитан может служить как в жандармерии, так и в контрразведке. – Примеч. авт.
– Ну-ка, сядь за стол и руки положи перед собой! – Голицыну не понравилась уверенность в его голосе. Неужели он нарвался на какую-то банду? Впрочем, по виду последних двух не скажешь, что они обычные налетчики. «Что же мне с ними теперь делать? У меня всего одна пара наручников…»
И тут он вспомнил про трюк, который показывал на тренировках штабс-капитан Гринько, мастер по захвату боевиков, бомбистов и бандитов. Гринько был из казаков, из почтенного рода пластунов, и приспосабливал свои знания самым неожиданным образом: казаки этак батовали на ночь в поле верховых лошадей, связывая их – повод одной к пахве другой, чтобы пастись могли, а убежать – нет, потому что дернутся в противоположные стороны и невольно друг дружку удержат на месте.
Голицын вытащил браслеты и кинул пленному.
– Застегни один на своей щиколотке, а другой у твоего приятеля на правом запястье. Живо!
Парень недоуменно покрутил головой, помедлил, но выполнил приказ.
– Как же ты нас теперь в отделение попрешь?
– А я и не собирался, – пожал плечами Голицын, подходя к почти очухавшемуся детинушке. – Извини, бугай! – И ударом револьвера по затылку вновь отправил того в царство Морфея.
В этот момент его внимание привлек странный звук, совершенно неуместный здесь, на глухой столичной окраине. Быстро оглянувшись на дорогу, Андрей узрел картину, от которой у него снова опустились руки. Возле крыльца злополучного особняка остановилось последнее достижение технической мысли – автомобиль «Руссо-Балт» К12/20. Двери дома отворились, и на крыльцо вышли двое. Одного Голицын узнал бы, как говорится, и с закрытыми глазами, а вот второго видел впервые, и от того огорчился еще больше. Пытаться задержать парочку смысла не имело, а преследовать их было не на чем.
Рейли и его напарник уселись в автомобиль позади шофера, и «Руссо-Балт», пыхнув сизым выхлопом, резво укатил в город. Голицыну не оставалось ничего другого, как добежать до ближайшего полицейского участка, чтобы раздобыть транспорт для задержанных бандитов.
– Я бы не советовал пытаться скрыться, – сказал он обоим на прощание. – Далеко не уйдете, а ваш друг-силач не скоро вообще способен будет самостоятельно передвигаться.
Ответом ему были два злобных, затравленных взгляда.
В участке Голицын предъявил свои документы и, поскольку транспорта сию минуту не нашлось, все автомобили и экипажи были в разгоне, пошел вместе с околоточным надзирателем к дому Пашутина. По дороге прихватили стоявшего на перекрестке городового, чтобы покараулил добычу.
Околоточный надзиратель четко и внятно отвечал на вопросы. Дом оказался принадлежащим молодой вдове, госпоже Пашутиной. Ее покойный муж, полковник Пашутин, недавно погиб в перестрелке на афганской границе, и вдова носила траур. Она мало где появлялась, все больше домовничала, и, насколько мог судить околоточный надзиратель, заперла на замок весь второй этаж дома, а сама жила с горничной, экономкой, кухаркой и дворником на первом. О том, каких гостей принимает дама, околоточный надзиратель ничего сказать не мог. Вроде бы у нее бывают люди солидные, но редко, а на каких автомобилях приезжали, он определить не смог, потому что во всех этих «бенцах» и «роудстерах» совершенно не разбирался.
Голицын привел полицейских служащих к тому месту, где должны были сидеть на земле его пленники.
Он сильно сомневался, что напавшие на него молодчики станут столь долго дожидаться своей участи, даже с учетом их незавидного положения. Тем более что оглушенный детинушка ко времени прибытия служителей правопорядка всяко должен был очухаться и предпринять какие-то меры по спасению дружков.
В общем-то, так все и вышло. Налетчиков на укромной полянке не оказалось, зато Голицын с околоточным надзирателем моментально обнаружили «след» – широкую полосу примятой травы, – по которому довольно быстро и настигли всю компанию. Оказалось, что богатырь, несмотря на собственную травму от удара револьвером по голове, сумел взвалить на себя двух крепких мужчин на манер переметной сумы и протащить с полверсты по кустам и бездорожью в сторону берега речки Екатерингофки. Тут, видимо, силы оставили его, и детина в третий раз потерял сознание.
Картина была как раз такая, что по-русски определяется «смех и грех». Ничком на траве лежал огромный мужик, а рядом скорчились два молодых человека в перепачканных глиной и зеленью летних костюмах и тихо переругивались между собой. Появление полицейских оба проигнорировали. Даже продравшийся сквозь кусты к берегу обшарпанный фаэтон, который помнил, поди, еще сурового обер-полицмейстера Трепова – того самого, в которого стреляла бунтарка Вера Засулич, – не вызвал у них хотя бы удивления.
– Ну что, орелики, приуныли? – громко поинтересовался Андрей, останавливаясь прямо перед ними. – Говорил же вам, сидите смирно.