Охота на Мамонта
Шрифт:
ИРИНА. Я?
МИХЕЙЧИК. Уничтожить его, сломать. Твои же слова. И вот с твоей и моей помощью его сломали. Конечно, без крови, без битья посуды, по-интел-лигентному, но сломали. Ты думаешь, они сами до этого варианта допетрили: или повинная и вон с работы, или дурдом? Это я им подсказал.
ИРИНА. Я не сомневалась.
МИХЕЙЧИК. Не понял. Ты, кажется, еще и чем-то недовольна?
ИРИНА. Ты его лучший друг. Ты, который жил с ним в одной комнате в студенческом общежитии. Ты, кому он доверял получать все свои деньги…
МИХЕЙЧИК. Да, да, да, все это я!
ИРИНА. Как ты мог так
МИХЕЙЧИК. Из любви к тебе, дорогая. Как ты меня науськивала? Кусь, кусь, кусь. Я и сделал кусь. Или этого не было?
ИРИНА. А ты не мог меня отговорить? Мало ли что тебе в истерике скажет безумная женщина? Ты тут, как тут. Остановить, дать одуматься, отложить на несколько дней, на это у тебя ума не хватило. Ты всегда ему завидовал и ненавидел. Еще бы: читали одни книги, смотрели одни фильмы, слушали одних профессоров, и он извлекал из этого все, а ты ничего. Думаешь, никто не видел на худсоветах, как ты всегда пыжился угадать его мнение и всегда попадал впросак. Еще делаешь вид, как тебе это не выгодно, «не будет ни такого понта, ни таких денег». Да тебе на два-три года за глаза хватит тех наработок, что он сделал, а там еще какого-нибудь умника на себя пахать запряжешь. Как все это противно! Он жениться на мне захотел. Какие мы! Да я готова снова ждать и быть его шестой, седьмой, семнадцатой женой, но только не с такой дрянью как ты!
МИХЕЙЧИК. Дрянью! Я сейчас загоню эти слова тебе обратно в глотку! Ты никуда не уйдешь, ты поняла! Я сказал, что ты будешь моей женой, ты поставила условия, я все выполнил, значит, других вариантов не будет. Стой, я же сказал, ты никуда отсюда не пойдешь. Рабочий день еще не кончился.
ИРИНА. Пусти, Михейчик, ты внушаешь мне физическое омерзение. (Уходит.)
Входит Режиссер с гербом Белана.
РЕЖИССЕР. Пал Палыч, а это куда?
МИХЕЙЧИК. Себе на дачу повесь.
РЕЖИССЕР. Хороший же реквизит. Сгодится для музея.
МИХЕЙЧИК. Какого еще музея?
РЕЖИССЕР. Там народ решил, что если Белана уйдут, то открыть на студии его музей. А что, почти у каждого есть его цитатники. Два человека, я знаю уже и мемуары сели писать.
МИХЕЙЧИК. Ты там не заговаривайся, смотри. Я вам покажу музей.
РЕЖИССЕР. Ну так куда?
МИХЕЙЧИК. На помойку, в печку, в мясорубку. Вон отсюда!
Сцена пятая
Квартира Белана. Утро. Тая в халате ходит из угла в угол. Входит Белан.
БЕЛАН. Не хотел тебя будить. А в парке так хорошо. Кормил на пруду уток. Они подходили и прямо из рук брали. У меня — и из рук! Представляешь!
ТАЯ. Представляю. Ты сказал, что мы утром поговорим.
БЕЛАН. О чем?
ТАЯ. Еще ты мне вчера разрешил упаковать вещи.
Входит Артемьев.
АРТЕМЬЕВ. Вот два билета в эсвэ. У вас еще целых три часа, чтобы собраться.
ТАЯ. А вы сами не едете?
АРТЕМЬЕВ. Я налегке на самолете.
ТАЯ. Я уже часть вещей собрала.
АРТЕМЬЕВ. Самое главное — не забыть дискеты и кассеты с его программами.
ТАЯ. Они в этой сумке. Я сама их понесу.
БЕЛАН. Я вам не мешаю, у вас такой интересный деловой разговор?
АРТЕМЬЕВ. Олег Викторович, разве вы не понимаете: все было решено еще до начала заседания? Переубедить их ни в чем не получится.
ТАЯ. Тебе предлагают другую работу, другой город, другую жизнь. И самое главное — ты уедешь непобежденным и все это прекрасно знают и даже дают тебе такую возможность. Иначе они точно упрячут тебя в психушку. Даже если ты выйдешь из нее через неделю, все будет уже не так. Одно то, что ты там побывал — пятно на всю жизнь.
БЕЛАН. Как все ординарно и скучно.
ТАЯ. Да не скучно это, не скучно! Не думаешь о себе, подумай обо мне и о своем будущем сыне. Ну что тебя здесь держит?
БЕЛАН. Скажи, счастье мое, ты за чью команду играешь?
ТАЯ. Ты еще спрашиваешь!
АРТЕМЬЕВ. Я могу подождать за дверью.
БЕЛАН. Спасибо. Вы очень деликатны.
Артемьев выходит.
Если ты будешь меня уговаривать бежать, я сделаю все наоборот. Мне нужно самому принять решение, понимаешь?
ТАЯ. Я знаю.
БЕЛАН. Тогда о чем будем говорить?
ТАЯ. О том, что два следующих сына у нас появятся после того, как в психушке тебя напичкают особыми лекарствами.
БЕЛАН. О, ты всегда знаешь, как ко мне подойти! Как просто: взять и поменять работу. А ты знаешь, что я на нее хожу каждый день пятнадцать лет подряд и еще не было ни одного дня, чтобы я шел на нее без радости. Не знаю достигал ли когда-нибудь какой человек, чтобы все его сомнения, комплексы, догадки, предположения перерабатывались в нечто увлекательно придуманное, что становилось интересно миллиону телезрителей, а у меня это получилось.
ТАЯ. С этим никто не спорит. А эти твои вопросы-ответы?
БЕЛАН. Кто мне может указать, что мне следует говорить, а что нет? Кто?
ТАЯ. Ну так пойди в студию, сядь напротив камеры и все это скажи, объясни в прямой эфир. Уверяю: тебя поймут. И это сразу закроет всем рты.
БЕЛАН. Полагаешь, я сам об этом не думал?
ТАЯ. А раз думал, то почему нет?
БЕЛАН. Я еще когда пятнадцать лет назад пришел в студию рядовым ассистентом, то дал себе слово никогда собственной персоной в эфир не выходить.
ТАЯ. Но почему?
БЕЛАН. Говорящая голова в стеклянной колбе мне всегда напоминает экспонат из питерской Кунсткамеры.
ТАЯ. Но ты же сам этому делу отдал всю свою жизнь…
БЕЛАН. Потому и отдал, что как факир загонял в стеклянную колбу других, но только не себя. Все, этого не может быть, забудь.
Входит Артемьев.
АРТЕМЬЕВ. Вас слышно даже за дверью. Так что будем делать?
Пауза.