Охота на Нострадамуса
Шрифт:
– Это неправильно, – неожиданно спокойно сказал Дениел и отбросил колун, зацепив взглядом пистолет Кейт, отлетевший под офисный стол. – Я ведь не садист…
– Ты… не садист… – прохрипела Кейт и попыталась подняться, опершись на спинку стула, но та, прокрутившись, заставила ее снова растянуться на полу.
– Нет. И не убийца, – Дениел подобрал пистолет.
– А кто же ты? Сколько людей погибло и погибнет сейчас. Сколько еще крови ты прольешь на себя…
– Это вынуждения мера, – резко перебил Дениел. – Они не хотели слушать! Никто
– А ты пробовал говорить?
– Их интересуют только собственные интересы, никому нет дела до других! А ведь они могли все изменить. Все было так просто, – он неожиданно всхлипнул, но мгновенно овладел собой. – Они ведь ни в чем не были виноваты. Ни Лиза, ни Кейт…
Кейт вздрогнула, и в шее отозвалась резкая боль, словно туда воткнули раскаленное лезвие.
– Кейт, – морщась, одними губами пробормотала она.
– Такие маленькие. Беззащитные. Никто не хотел слушать. Единственным способом их образумить было пролить кровь.
– И ты победил? Ты получил что хотел? Ты доволен?
– Нет, – ствол нацеленного на Кейт пистолета плавно качнулся вниз. – Все не так… все должно было быть вовсе не так…
– А как? – нахмурилась Кейт, оттягивать время, прежде чем кто-то внизу спохватится о ее отсутствии, становилось все тяжелее, силы быстро покидали ее – чудовищный удар топора, похоже, вывихнул челюсть. – Фанфары и песнопения? Очищающий огонь?
– Почему вы это говорите? – неожиданно спросил Дениел, удивленно взглянув на нее, будто увидел в первый раз. – Чего вы хотите от меня?
– А чего ты хочешь от себя сам?
Дениел не ответил, его лицо омрачилось, словно голову посетила новая внезапная мысль, показавшаяся ему неприятной.
– Слышишь? – Кейт слабым кивком головы указала в пол, откуда доносились приглушенные звуки пальбы и крики спецназовцев, отчаянно сражающихся с бандитами. – Там гибнут люди, которых ты привел, и неважно, какие они – плохие или хорошие. Там мои друзья. За что они погибают, для какой цели? Ради тебя? А кто тебе дал право распоряжаться чьей-либо жизнью?..
– Они не хотели слушать, – тупо повторил Дениел. – Только месть…
– Мертвым безразлична месть, – ответила слабеющая Кейт, из последних сил собирая в кулак остатки самообладания, и Дениел дернулся, как от пощечины. Он уже слышал эти слова тогда, в ангаре, когда расправлялся со Смитом. Точно такие же, пустые, ничего не значащие слова. Никто и ничего для него больше не значит.
– Всего лишь слова, – вслух сказал он и вздохнул. – Слишком поздно. И бесполезно.
– Не поздно. Еще не поздно все изменить…
– Советы, слова. Да что ты можешь об этом знать? О боли, страхе. Одиночестве. Ты, такая молодая…
А сколько было бы сейчас его собственной дочери? Какой бы она была? Дениел до скрежета стиснул зубы и сильнее сжал рукоять нацеленного на агентку пистолета. Сейчас это уже не более чем сон, облако, эфемерный призрак, с каждым днем все дальше отдаляющийся за кулисы забвения. И никто ему не помог и не сделал чуда. Ни
– Слишком поздно. Это конец, – пробормотал Дениел и, взглянув на перстень на указательном пальце, нажал на курок.
Но выстрела не произошло – защитный механизм, не опознав отпечатки противника, заблокировал пусковую систему пистолета.
– Что за… – опустив ствол, Дениел удивленно посмотрел на мигающую красную лампочку на рукояти и попробовал выстрелить еще раз, быстро нажимая указательным пальцем на вмертвую застывший курок.
Здание содрогнулось от удара врезавшегося самолета, и несколькими этажами выше оглушительными выстрелами из пушек загрохотали взрывы, словно приветствуя жертвы, доставленные на алтарь.
«Самолет», – запоздало сообразила Кейт, и в следующий миг на нее с Дениелом обрушился потолок. Ударная волна, хлесткой оплеухой двинув по голове, смяла, обездвижила, впечатав щеку в накренившийся пол.
Они не успели.
Время – как взмах крыла бабочки. Смазанный, неуловимый…
Она дожидается своего часа где-то внутри каждого из нас. Мы же продолжаем бежать, с легкомысленным упорством стачивая жизни, подобно разноцветным мелкам, рисующим на асфальте…
Спотыкаемся, падаем. Не успевая разглядеть в короткой, отпущенной нам суете самого главного.
Кто сказал? Когда?
…Один-единственный взмах, застывший в бесконечности.
А может быть, бабочка – это наша душа. Спугнешь – и не поймаешь ничего. Кроме воздуха, который глухим шлепком отзовется в запоздало сомкнувшихся ладонях.
Как бы ни старался.
Больше никогда…
К своему удивлению, она не ощущала ни боли, ни страха. Время словно остановилось. Словно бы она долго-долго куда-то шла, сама не ведая пути и цели, и наконец дошла. Так и не определив своей настоящей цели. Но зато теперь сможет отдохнуть и узнать наконец нечто важное. Кейт попыталась пошевелиться, но лишь чувствовала, как из нее теплыми струйками, бегущими по пальцам и спине, неторопливо уходит жизнь.
А может, это просто сон? Кейт вспомнилась колыбельная, та самая песенка, единственный маленький осколок из разбитого калейдоскопного панно, безвозвратно утраченного детства. Отголоски того, давно утерянного безмятежного времени, что она росла, окруженная заботой и вниманием людей, которых по-настоящему так никогда и не узнала. Но что на самом деле делает людей родными, сращивает их, скрепляет надежнее самого прочного клея? Обязательства, клятвы или брачные узы, генетическое родство… А может быть, простое внимание и забота о близких. Любовь. Ведь, чтобы взрастить ее, подобно ростку, даже в душе иссохшей и растрескавшейся, подобно плохо обожженной глине, нужно всего лишь немного терпения.