Охота на орлов
Шрифт:
Тот отвел глаза.
Несмотря на всю свою выдержку, Тулл положил ладонь на рукоять меча.
То ли Костистый заметил движение Тулла, то ли уже принял окончательное решение, так и осталось неясным. С ужасающей быстротой он оказался за спиной Септимия и нанес колющий удар, вложив в него все свои силы. Удар оказался настолько мощным, что клинок прошел сквозь тело центуриона и вышел из груди, обагренный кровью. Септимий обвис, как поросенок на вертеле, глаза его широко раскрылись в агонии, лицо исказила предсмертная гримаса. Костистый уперся подкованной сандалией в спину пленника и толкнул тело вперед. Кровь ударила струями из разверстых ран на спине и груди Септимия. Когда центурион ничком свалился на землю, он был уже мертв.
– Наши требования должны быть выполнены! – прокричал Костистый, подняв вверх меч. – Не сделаете этого – такая же участь ждет всех вас!
– Смерть! – выкрикнул из толпы какой-то легионер.
Подобно тому, как один камень рождает обвал, его голос вызвал дружный рев сотен мятежников:
– Смерть! Смерть! Смерть!
Забыв о приличиях, Тулл начал теснить Цецину к проходу в принципию.
– Внутрь, господин. Немедленно! – Правитель провинции не сопротивлялся, остальные командиры спешили за ним нестройной кучкой.
– Фенестела, всем назад! – крикнул Тулл, молясь богам, чтобы его солдат не разорвали в клочья.
К его огромному облегчению, мятежники не атаковали. Фенестела и остальные отступили в принципию, и вход снова перегородили повозкой. Через вал доносились оскорбления, презрительные насмешки и издевательства:
– Трусы! Шлюхины дети с гнилыми потрохами! Неженки! Выходите и сражайтесь!
– Проклятье, чуть до сшибки не дошло, – произнес Фенестела. – Если б еще малость помедлили, были бы уже на полпути в преисподнюю.
– Для Септимия доброе слово найти трудно, но такой участи он не заслужил, – сказал Тулл.
– Ты знаешь, что Костистый был одним из солдат Септимия?
Тулл почувствовал, как в груди снова полыхнул гнев.
– Его убил собственный солдат?
– Да. Я почти уверен, что близнецы и толстоносый тоже служили в центурии Септимия.
Тулл длинно и замысловато выругался. Надо запомнить их лица, подумал он.
– Что будем делать дальше? – вполголоса спросил Фенестела, наблюдая за Цециной; по тону опциона было ясно, что он думает о поведении правителя.
– Цецина был прав, когда удержал меня, – признался Тулл, совладав с гневом. Фенестела удивленно посмотрел на товарища. – Нас просто перебили бы, и больше ничего. И могут еще перебить, если не получим подкрепления.
Фенестела покивал головой и сплюнул.
– Страшная вещь – смотреть, как человека убивают у тебя на глазах. Даже если это Септимий.
– Да, – согласился Тулл. Искаженное ужасом лицо центуриона стояло перед его внутренним взором. Еще один человек, за которого надо отомстить, подумал он.
– Что дальше?
– Пошлют гонцов в Рим, если еще не послали, и к Германику. Мы закончим ров и вал – и будем удерживать позицию. В середине ночи можно пойти на вылазку и пошарить по складам, взять воды и еды, чтобы продержаться какое-то время. Потом будем ждать. Вот и все, что мы можем сделать.
– Лучше бы Германику поскорее прибыть сюда.
«Фенестела прав, – подумал Тулл, прислушиваясь к воплям бунтующих легионеров. – Если Германик не поспешит, он найдет здесь только трупы».
Глава 7
В большом летнем лагере прошло три дня. Пизон с товарищами часто стояли в карауле, наблюдая за окружавшими лагерь мятежниками. Успокаивало лишь то, что попыток нападения на принципию те не предпринимали. Б'oльшую часть времени бунтовщики были заняты поисками вина, словно задались целью выпить в лагере все до капли. Когда стало окончательно ясно, что штурма не будет, моральный дух в принципии значительно окреп. Мятежники пьянствовали, и Пизон с Вителлием не возражали, когда Тулл посылал их по ночам принести воды и стащить что-нибудь из пищи.
Каждый день Цецина отправлял несколько всадников на розыски Германика, постоянно повторяя, что схватить могут одного, двух, но не всех гонцов: кто-нибудь доберется и Германик вскоре узнает об их бедственном положении.
Эти рассуждения мало убеждали Вителлия.
– Как Германик сладит с бунтовщиками? – спрашивал он у Пизона снова и снова. – Другого способа, как удовлетворить их требования, не существует. Но он вряд ли пойдет на уступки.
Пизон не отвечал, но помнил, как Тулл говорил, что Германик знает, что делать, – и этого было достаточно. Оставалось только ждать появления полководца. Вот почему легионеру не понравилось, когда на четвертый день рано утром Тулл дал им задание покинуть принципию и разведать, что творится в лагере и каковы намерения бунтовщиков.
– Это будет не слишком опасно, – заявил Тулл. – Дурни поставили всего лишь двух часовых с тыла принципии и по ее сторонам. Проскочить мимо нетрудно.
– Не так уж легко, центурион, – возразил Пизон; из осторожности он осмелился не согласиться с Туллом. – Что, если нас узнают?
– Наденьте плащи с капюшонами. Избегайте расположение Пятого легиона. Идите и посмотрите, что происходит возле палаток других легионов. Если заметите знакомые лица, двигайтесь в другом направлении. Довольно трудно привлечь к себе внимание в лагере из семнадцати тысяч человек.
Центурион был прав.
– Хорошо, – согласился Пизон.
– Вот и славно. У вас все получится. – Тулл положил руку ему на плечо. – Я пошел бы с вами, но Цецина запретил. Говорит, я нужен ему здесь.
– Кто-нибудь еще идет? – спросил Вителлий.
– Еще шестеро из нашей центурии, – ответил Тулл. – Все будут передвигаться парами. Большие группы привлекают больше внимания. Надеть туники, пояса, мечи и плащи с капюшонами, больше ничего не брать. Я скоро вернусь. – Кивнув, Тулл оставил их одних.