Охота на орлов
Шрифт:
– Есть, центурион. Благодарю, центурион. – Легионер отдал честь и сделал несколько шагов к проходу между палатками.
– Что здесь происходит? – раздался громкий голос Туберона.
Солдат обернулся, и на его лицо легла новая печать ужаса. Вытянувшись по стойке «смирно», он отчеканил:
– Центурион отпустил меня, господин.
«Будь проклята моя гордыня, – подумал Тулл. – Вот уж чего мне следовало избежать». Обернувшись, он увидел в десяти шагах от себя Туберона. Легат был олицетворением молодого римского аристократа – голубоглазый блондин с вьющимися волосами и чеканным профилем, в сверкающих дорогих доспехах. Полные губы презрительно кривились всякий раз, когда легат встречал Тулла, и к этому добавлялся злобный взгляд. Не в первый уже раз центурион пожалел о том, что Туберон не погиб в ловушке Арминия или хотя бы не встретился ему в той бойне. Тулл не сомневался, что сопляк перетрусил бы до ужаса, обмочился и прятался бы до конца резни, пока вокруг гибли его солдаты. Будь Тулл очевидцем его позорного поведения, Туберон никогда не стал бы настаивать на его понижении в звании.
Однако он не погиб, и на глаза Туллу во время той битвы в лесу не попался. Каким-то образом этот кусок дерьма заслужил репутацию одного из героев бесславного сражения и теперь снова совал свой нос куда не надо.
– Ничего не произошло, легат, – произнес Тулл.
– Об этом мне судить.
Центурион сделал медленный и глубокий вдох – перед глазами уже поднимался красный туман злости.
– Итак, что натворил этот недоумок? – Туберон указал пальцем на легионера, который сразу скорчился, словно его ударили палкой.
– Он просто подметал, легат, – ответил Тулл. – Не смотрел по сторонам и налетел на меня. Вот и всё.
– Вот и всё?! – Брови Туберона поползли вверх, и он оглянулся на штабных командиров, которые поспешили изобразить на лицах потрясение. – Простой солдат сбивает центуриона, а ты говоришь «вот и всё»?
– Он не сбил меня с ног, легат, – возразил Тулл, всем сердцем желая замять случившееся. Его охватывало раздражение. Внимания требовали вещи посерьезнее, вроде зреющего мятежа, о котором он не мог теперь и заикнуться.
– Я видел, что случилось, и говорю то, что знаю, – отрезал Туберон, смакуя каждое слово. – Какое наказание ты назначил этому идиоту?
«Какое бы наказание я ни назвал, достаточным оно не будет», – подумал Тулл. Если совру и щенок поймает меня на лжи, заплатить придется мне. За прошедшие годы центурион видел от Туберона много гадостей.
– Я не наказывал его, легат. В его поступке не было злого умысла.
– Вы слышите? – вскричал Туберон, уставившись на Тулла буравящим взглядом. – И какой пример ты подаешь, отпуская легионера после такого проступка?
«Думаю, мой пример научил бы солдат уважать командиров», – мысленно произнес Тулл, а вслух процедил сквозь зубы:
– Я решил, что случившееся не имеет значения, легат.
– Все больше и больше убеждаюсь, что решение понизить тебя в звании было правильным, центурион, но, если ты не хочешь завершить карьеру рядовым, тебе следует действовать умнее.
– Да, легат, – бесстрастно согласился Тулл, глядя в пространство поверх правого плеча Туберона.
– Он твой подчиненный?
– Нет, легат.
– Скажи его центуриону, что я велел выпороть солдата. Не менее двадцати ударов. – Уже трогая коня, Туберон повернул голову и бросил: – Проследи, чтобы мое распоряжение исполнили, центурион. Если не подчинишься, я найду тебя.
«Свались с коня и сломай себе шею», – мысленно пожелал легату Тулл.
– Так точно, легат, – ответил он вслух и, сочувственно глядя на легионера, спросил: – Кто твой центурион?
– Септимий.
– Ясно. – Дело оборачивалось худо; большинство центурионов согласились бы не усердствовать в наказании провинившегося, но с таким поборником дисциплины, как Септимий, договориться было невозможно. И все из-за пустяка. Нет лучшего способа посеять злобу и неприязнь в сердцах простых солдат, как определить несправедливое наказание. Так или иначе, приказ Туберона подлежал исполнению. Вот такие случаи и ведут к возмущениям, размышлял Тулл, стараясь подавить чувство бессилия и тревоги.
Последний шанс предупредить начальство о зреющем мятеже растворился на глазах. Оставалось только наблюдать за тем, что произойдет в ближайшие часы и дни, и молиться, чтобы Костистый и его сторонники не преуспели в своих усилиях подвигнуть на бунт солдат четырех легионов. И вновь взыграло самолюбие. «А какая польза от твоих молитв? – спросил циничный голос. – Разве они помогли тебе пять лет назад в Тевтобургском лесу?»
И тут же одному голосу возразил другой: «А ведь ты выжил в той кровавой мясорубке. Ты и пятнадцать человек, а также мальчик и собака. Быть может, в те страшные, заполненные грязью и смертоубийством дни Фортуна услышала твои мольбы?» «Пожалуй, будет не вредно снова попросить ее о помощи», – подумал центурион и, не теряя времени, мысленно обратился к богине со словами прочувственной молитвы.
Отправив легионера к Септимию, Тулл смог наконец повести своих солдат на марш. Широкая дорога, открытый простор и мерный ритм шагов стали приятной сменой затхлой, гнетущей атмосфере лагеря. Солнце заливало местность теплыми лучами, окрашивая ее ласковым неярким осенним светом. Растущие вдоль дороги кусты ежевики покрывали крупные черные ягоды; за ежевичными зарослями расстилались поля пшеницы и ячменя. Местные жители готовились к уборке урожая.
Солдаты шагали бодро, и озабоченность Тулла понемногу рассеивалась. Двадцать миль легионеры проходили обычно за шесть часов, и как ни поругивали они между собой центуриона, но в конце похода у них еще остались силы затянуть песню. Тренировки давали результат, и солдаты были в хорошей форме, хотя, конечно, устали. Физические нагрузки плохо сочетаются с мыслями о мятеже. Вот придут, снимут поклажу и доспехи с плеч, помоются и поедят, а потом будут просто счастливы посидеть у костра и завалиться спать.
Тулл всю дорогу проехал верхом – в последнее время он мало ходил на маршах, – но тоже чувствовал усталость. Побаливала поясница, а тупая боль между лопаток требовала внимания человека, сведущего в массаже. Но центурион сохранял прямую посадку в седле и на протяжении всего марша разъезжал вдоль колонны, наблюдая за солдатами.
– Хорошо справляетесь, ребята, – подбадривал он легионеров, проезжая от хвоста к голове колонны. – Сегодня вечером каждый получит по чаше вина.
Обещание встретили радостным криком даже те, кого Тулл застал врасплох в палатке на рассвете. «С ними все будет в порядке», – с тайной гордостью подумал центурион. – Они бунтовать не станут.
Тулл лелеял это чувство примерно с полмили, пока колонна не приблизилась к огромному плацу, устроенному возле лагеря. Обычно в это время суток просторная площадка пустовала, но сейчас была запружена народом. На первый взгляд на ней теснились тысячи легионеров. Все затаенные опасения Тулла мгновенно ожили и всколыхнулись. На парад сборище не походило – ни одного штандарта когорт, ни одного легионного орла. Мало того, между подразделениями не было никаких интервалов. Перед собой Тулл видел толпу, причем толпу рассерженную, как он понял по первым долетевшим до его слуха крикам.