Охота на русскую Золушку
Шрифт:
Я бодро вошла в широкие двери Британского музея. За плечами болтался дешевый рюкзак с дорогим платьем от Prada и туфлями Мии. Они не принесли мне счастья. Одно разочарование. Потому что они были частичками не моего мира. Моя вселенная здесь. Это музеи, библиотеки, тихие залы хранилищ и пыльных запасников. Мой мир уютный, странный и такой несовременный. Картины, скульптуры, маленькие вещички большой истории — вот что дает мне силу и желание дышать, думать и жить.
— Соболезную…
Я вздрогнула и оглянулась. Оказывается, рядом со мной стоял высокий парень. Странный. Вроде бы симпатичный, но как будто совершенно не осознающий своей привлекательности. Он сутулился и прятал глаза. Я подумала, что он похож
Я удивленно вскинула брови. И только сейчас осознала, что мы стоим у саркофага в одном из египетских залов.
— У вас такой печальный вид, как будто вы оплакиваете любимого родственника, — парень вздохнул. Не понятно, серьезен он или прикалывается.
Я на всякий случай улыбнулась. В конце концов, это ведь музей, а не кладбище.
— Я думала о своем, — Соврала вообще-то.
Сегодняшняя прогулка по музею оказалась до нельзя странной. Я залипала у совершенно не интересных экспонатов, погружалась глубоко в себя и парила там в своей внутренней темной пустоте. Наверное, я сильно смахивала на арт объект. Последние годы стало модно выставлять поделки современных художников в залах уважаемых музеев. Не понимаю зачем. Это совершенно точно не работает на пользу самим художникам, поскольку их творения в сравнении с музейными ценностями выглядят дешевкой. А музеи, устанавливая всю эту дичь по соседству с полотнами Рафаэля и скульптурами Микеланджело забирают у посетителей их святое право погрузиться в мир прекрасного. С какой-нибудь гигантской многоножкой, или мега-грудью из пластиковых пакетов в центре зала очень трудно ухватить нить, связующую картину с ее далеким автором. Попробуй пойми, что хотел сказать художник, когда на тебя пялится двухметровая стрекоза из папье-маше. И хорошо, если просто стрекоза, а не что похуже. Эти современные ваятели, те еще затейники. Так вот я сегодня как раз смущала пенсионеров и группы школьников своим отрешенным видом. Наверное, строгие старушки все-таки приняли меня за перфоманс, потому что разглядывали так пристально, что мне пришлось вынырнуть из мрачного небытия и сделать вид, что во всем виновата африканская танцевальная маска, которая ввела меня в транс. Я покосилась на равнодушно висящий экспонат, сдвинула брови, поджала губы и покачала головой, мол, выставят же такое! С этим я оставила старушек, поспешно выскочив из зала.
Думала ли я в музее о Марко? Нет, я о нем не думала ни минуты. Я вообще ни о чем и ни о ком не думала. И не видела ничего вокруг. Бродила по залам, замирая то там, то тут. Пока, наконец, меня не выдернул из этого странного оцепенения мой новый знакомый. Хотя нет, пока еще не знакомый. Мы ведь даже не представились. Просто стояли рядом у древнего саркофага и улыбались ему. Натурально.
— Теперь это и вовсе странно. Как будто мы ведем себя неприлично на чужих похоронах.
И снова не понятно, шутит он или серьезен.
Я не удержалась, всхлипнула смешком. И тут же словила на себе недоуменный взгляд какого-то дядечки в клетчатой панаме и с тростью. Таких всегда полно в музеях. Я называют их независимыми экспертами.
— Вас ведь ничего не связывает с этим… усопшим? — он сдвинул брови, в его серых глазах плясали искры.
— Нет там никакого усопшего, — выдохнула я, уже не в силах сдержать улыбку, — Мумии в соседнем зале.
— Ничего себе! — не то изумился, не то восхитился блондин, — Уверен, тот парень, которого они выставляют, не подписывал разрешение на использование своего тела в научных целях. Можно выступить его адвокатом и срубить неплохой гонорар. Представляете какое будет громкое дело?!
— Так вы юрист? — догадалась я.
— Отчасти, — он пожал плечами, — Заканчиваю курс политтехнологий. Меня зовут Берти.
— Берти? Странное имя. Как Вустера?
Он кивнул и улыбнулся. Мило улыбнулся, по-доброму.
— Мария.
Я протянула руку, и он ее вежливо пожал.
— А вы здесь ждете кого-то?
Я удивилась. Он тут же слегка смутился, скулы его забавно покраснели. Политтехнолог? Нет, точно айтишник. Вопросы в лоб — это их конек. И застенчивый, как школьник.
Пока я раздумывала, почему он такой странный, он пустился в путанные объяснения, почему счел странной меня:
— Вы ходите из зала в зал, ни на что толком не обращаете внимания, и замираете совсем уж у странных экспонатов. Один чуднее другого, если честно. То каяк новозеландских аборигенов, то маска африканского племени, то вот это, старый гроб неизвестного египтянина.
— Вы давно за мной наблюдаете?
— Конечно. Вы самый интересный экспонат в этом музее. Я даже ставил на то, где вы остановитесь в следующий раз.
А ведь я пыталась совершить качественный переход. Преодолеть себя, взлететь над проблемой и все такое. Но закончилось все перфомансом.
— Угадали?
— Два раза, — не без гордости сообщил он, — Но саркофаг не считается. Он беспроигрышный вариант. Потому что стоит в центре. Обычные посетители у него непременно остановятся. А задумчивые, наткнутся.
— Ну да, — я улыбнулась, — Наткнутся. Но ведь вы
и сами из задумчивых, если уж на то пошло. Что вас привело в музей?
— Договорился встретиться с другом, но он меня кинул, — Берти пожал плечами и снова покраснел. Теперь-то чего?
— Вы всегда встречаетесь с друзьями в музеях? — я осторожно покосилась на него. Может он гей? Нет, ну а кому такое еще в голову придет? Насколько я знаю парней, даже искусствоведы с историками предпочитают делить дружбу и профессиональные интересы.
— Нет, кажется, я его разбудил. И он меня послал. Сказал, мол, иди в музей, раз нечего делать. А я подумал, неплохая идея. Сколько я тут не был? Пожалуй, что с младшей школы. Впрочем, здесь ничего не меняется…
— Иногда они выставляют современное искусство.
— Боже упаси! — он округлил глаза действительно в священном ужасе. Как будто я нечистого помянула перед праведником.
Забавный парень.
— И если уж мы обрекли себя на это сомнительное развлечение, можем поскучать вместе…
Я подняла на него глаза. Знала, что увижу. Ну, да, стоит красный, вспотел даже. Наверное, предложение стоило ему огромных усилий. Пальцы слегка подрагивают. Для айтишника такое настоящий подвиг. Пусть другим это и покажется смешным. Но я ведь и сама, как говорит моя мама, ботан. И отлично знаю свою породу. Парни такого склада сидят с утра до вечера в своем мире, пялясь на экран монитора, где только строчки непонятных простым смертным символов. Краш у них на какого-нибудь персонажа аниме или Марвел. Ее фигурка, купленная за безумные деньги в магазине для гиков, стоит тут же, на столе. В окружении грязных кофейных чашек и коробок из-под пиццы. Во времена моих любимых старых мастеров такие неряхи создавали великие произведения на холстах. А современные гении пишут программы и двигают мир вперед. Этот парень, Берти, он из моего мира. Рядом с ним я чувствую себя спокойно, как с Лехой или как с Винтиком и Шпунтиком.
Я задумалась. Ведь я собиралась ходить по огромному зданию музея, страдать, переживать катарсис, очищаться от скверны и все такое. Но что-то расхотелось.
— Есть предпочтения? — я улыбнулась ему так, чтобы он понял, я не опасна. Я могу быть другом. Обычным бесполым случайным другом, который мне самой сейчас очень нужен. Мне нужен попутчик в поезде, персонаж, с которым можно поговорить в трудную минуту. С которым можно отвлечься от переживаний. А потом расстаться навсегда. Возможно, и он искал кого-то такого же. Или просто потерялся в незнакомом мире вдали от своего монитора.