Охота на скребера
Шрифт:
— Не буду, — буркнула малышка, насупив бровки, — Дашка тоже зомбяй стала, я видела. Все стили…и мама… — зашмыгала носом и разревелась.
— Да, чтоб тебя! — хлопнул я в сердцах ладонью себя по ляжке.
Что делать с плачущим ребёнком я не знал. Я вообще не умел общаться с маленькими детьми и, тем более, их успокаивать.
Взрывник обнял девочку и начал раскачиваться из стороны в сторону, напевая песенку про щенка.
— Ладно, ты тут присматривай за ней, а я пойду, разберусь с этим зомбяй вашим, — и прихватив топор, просто сбежал.
Там внизу на данный
Спустившись до половины ствола, ушёл в режим призрака и в таком прозрачном виде продолжил движение вниз.
— И как же сразу не додумался? Фуфайка, — усмехнулся, вспомнив двойняшек.
— Ну что, спортсмен, потанцуем? — обратился я к мутанту и вынул один из ножей, топор пока сунул за пояс.
Валдай научил меня одному, очень замечательному, приёму, назвав его «воткни и тикай», что я сейчас и собирался сделать.
Заслышав мой голос, спидер бросился прямо через кусты, запутался, застрял, но не надолго. Дрыгая всеми конечностями, ломая ветки и урча о том, какой я вкусный, выполз из куста на четвереньках и сиганул вперёд, не поднимаясь в вертикальное положение, как животное.
Такой прыти я совсем не ожидал и еле успел уйти в мерцание.
Мутант пролетел сквозь меня и тут же за спиной, раздался хлопок разорвавшегося тела. Спидер валялся с огромной дырой в области сердца.
Мутанты не зомби, хоть их так часто называют, но они такие же живые, как и мы, только намного живучее и с очень завышенным болевым порогом. С таким же успехом умирают от кровопотери и от других серьёзных ранений, и совершенно не обязательно бить их прямо в мозг, как в кино.
Я посмотрел наверх.
На меня таращились четыре восторженных глаза.
Шикнув на детей, чтобы отползли от бортика, вынул второй нож и приступил к вскрытию спорового мешка. Первому, к сожалению, настал каюк: он разлетелся на молекулы вместе с грудной клеткой мутанта.
— Ещё два. Отлично, — сунул я спораны в карман куртки и, обтерев руки и нож, полез обратно на лабаз.
Индианополис Мотор Спидвей — вмещает в себя двести пятьдесят семь тысяч зрителей, плюс трасса, длина круга которой: четыре километра, сто девяносто два метра. Так вот, сейчас я видел дыру по площади, равной четырём подобным автодромам!
Стикс, он же Улей, весь состоит из кластеров — участков земли, как пазлы сцепленных. Вынимаешь СТАРЫЙ и на его место ставишь новый. Этот пазл вынуть-то вынули, но на его место поставить НОВЫЙ забыли.
Хотя, скорее всего, его никто не вынимал, он просто сломался, или взорвался…
В воздухе над бездной с густым, клубящимся туманом внизу, летали осколки этого самого кластера, разной величины. С деревьями и болтающейся снизу корневой системой, с домами и водоёмами, с острыми скалами и обвисшим зелёным дёрном. Хаотично, медленно перемещаясь во все стороны, как по горизонтали, так и по вертикали.
Со стороны болотных кластеров низвергался колоссальных размеров водопад. Ниагарский по сравнению с ним казался стыдливо ничтожным.
Куски, подлетевшие слишком близко, попадали под потоки воды, уходя вниз под напором, но поменяв наклон, резко выскальзывали в сторону и стремительно поднимались ввысь, радуя глаз зрелищными водопадами со всех сторон. Вода, падающая с таких «искупанных» осколков, попадала на нижние, дрейфующие, а с них стекала ещё ниже, тем самым образуя ступенчатые каскады.
Разлетающиеся брызги, преломляя солнечные лучи, рождали множество радуг разной величины. Мокрая, цветущая растительность играла всеми оттенками зелёного, жёлтого, белого и алого. Полуразрушенные дома оплетал плющ, кое-где виднелись ржавые остовы машин.
Вот, один из неудачно попавших под мощный поток крупных остров, наконец, высвободился и, взмыв к небу, врезался в край вышедрейфующего, более мелкого острова, произведя взрыв гигантских брызг и осколков почвы. Отколов от него приличный кусок, устремился дальше, а подбитый пошёл медленно кувыркаться вверх тормашками, ссыпая в бездну переломанные деревья и всё, что плохо держалось.
Я присел на землю, потому что от такого зрелища, мои ноги стали ватными.
Дети топтались рядом, охая и ахая в восторженном восхищении, а я молча созерцал, даже не пытаясь понять причину этой аномалии. Словами не выразишь.
— Док, смотри, что это?! — Взрывник указал на девять часов.
С юго-востока живой рекой, поднимая столб пыли тысячами ног, ревя и урча на все голоса, неслась толпа мутантов прямо к пропасти, и не сбавляя скорости, они прыгали вниз, отталкиваясь как можно сильнее от края, вылетали вперёд метров на пять или даже больше.
Не всем прыгунам посчастливилось беспрепятственно улететь вниз, многие падали на летающие осколки земли, разбивались, ломая кости, раскидывая внутренности и мозги. Выжившие продолжали ползти к краю, вываливаясь бессильным кулем, но и со второй попытки не все могли достигнуть туманной неизвестности. Это была орда. Ключевое слово — была.
— Вот, значит, куда они стабильно несутся, — сказал рядом стоящий Валдай.
На такое представление пришли посмотреть все призраки, оставшиеся на службе Парадиза.
— Умник, где же тебя черти носят… — Арман вглядывался в темноту до боли в глазах.
Неспокойно было на душе, страшно, но не за себя, а за всех тех, кого сейчас не было рядом, особенно за Дока, потому что неизвестность всегда пугала больше. Страх очень часто заставляет делать ошибки, серьёзные, часто не простительные, фатальные. Арман хорошо чувствовал ту грань, за которой из лучших побуждений наносишь вред, или создаёшь ненужные проблемы ближнему.
Ему хотелось идти, искать, помочь, спасти, делать хоть что-нибудь, лишь бы ни сидеть в ожидании, бездействуя, на месте, зная, что каждая минута промедления, может стоить жизни человеку, к которому он прикипел всем сердцем и душой. Но, Умник сказал, что тропу не видит, однако Дока чувствует. Далеко, но он движется в их направлении, нужно лишь сидеть в этом месте и ждать. Его ведут призраки.