Охота на Скунса

Воскобойников Валерий Михайлович

Они подошли к глухому кирпичному забору, окружавшему городской следственный изолятор. Здесь Ольга Васильевна остановилась.

– Знаешь, Даша, – сказала она, – я думаю, тебе совсем не стоит туда идти. По крайней мере сейчас. Я – мать и имею право спрашивать о судьбе сына. Кроме того, я поговорю со следователем, если удастся. А ты иди в школу. Не стоит пропускать уроки.

– А как же вы? – спросила Даша.

– У меня сегодня нет уроков.

– Но, Ольга Васильевна, я же должна им все рассказать!

– Давай я сначала прощупаю почву, – сказала

Ольга. – Пойми, если все обстоит именно так, как ты говоришь, тебя и слушать никто не станет или, даже хуже того, тебя арестуют как сообщницу. Надо проконсультироваться с хорошим адвокатом и тогда уже действовать. Поверь мне, девочка, я, увы, имею некоторый опыт в таких делах. Наскоком нашу правоохранительную систему не возьмешь. Послушай меня и спокойно отправляйся в школу.

– А вы мне расскажете обо всем, что узнаете? – с мольбой в голосе спросила Даша.

– Ну, конечно, – грустно улыбнулась Ольга. – Одному я рада. По крайней мере судьба Петра волнует не одну меня. Спасибо тебе.

– Да что вы, Ольга Васильевна!

И Даша с трудом подавила рыдания, но слез удержать все же не смогла.

– Ну что ты, девочка. Мы все равно победим. Не такое сейчас время. Что у вас сегодня первым уроком? – решила отвлечь ее Ольга вопросом.

– Информатика, – ответила Даша, продолжая шмыгать носом.

– Ну вот, значит, Александр Ильич. Он не любит, когда опаздывают, так что беги. А я пойду узнавать про нашего Петра.

– Ни пуха ни пера, Ольга Васильевна! – крикнула Даша, уже отойдя на несколько шагов.

– К черту! – махнула рукой Ольга и твердым шагом двинулась по направлению к следственному изолятору.

От следователя Ольга вернулась с потемневшим лицом. Она уже не плакала, а только села и закурила. Это был уж совсем плохой знак.

– Он разговаривал со мной так, как будто Петр мразь какая-то, а я его мать-алкоголичка, – жаловалась она Савве. – Он просто не хотел меня слушать, цедил, что-то сквозь зубы… А когда я спросила, можно ли выпустить его под залог, он захохотал… как животное.

– Животные-то как раз не хохочут, – ответил Савва. – Но ваш рассказ мне очень не нравится.

– Мне самой он не нравится, но что, что я могу сделать! – Ольга наконец разрыдалась. – Я как будто бьюсь головой о глухую стену. Ничего, ничего сделать невозможно!

– Ну что-нибудь еще он сказал, этот следак?

– Сказал: «Вот на суде, если суд состоится, тогда пусть и доказывает, что невиновен». Я не поняла, что это значит: «если суд состоится»? Как он может не состояться? Что это значит?

Савва слишком хорошо понимал, что это значит. Петр перебежал дорогу кому-то очень влиятельному и сильному, и теперь от него хотят избавиться по возможности тихо и без пыли. Если бы Петра убили хулиганы на улице, было бы, по крайней мере, хотя бы для проформы возбуждено уголовное дело. Тут же его арестовали как торговца наркотиками, при нем была найдена большая партия кокаина. Все произошло самым законным путем. А теперь у Петра не выдержат нервы, и он еще до суда повесится, или сокамерники убьют его, что будет расценено как несчастный случай. И тогда до истины уже никто и никогда не докопается.

– В какой он камере, вы не знаете? – спросил Савва Ольгу.

– Мне даже этого не сказали, – горестно покачала головой та.

– Что ж, узнаем. – Савва решительно поднялся с места.

– Я с вами, – сказала Ольга.

– Нет, – Савва мягко отстранил ее. – Я пойду один. Так надо.

В ответ Ольга только кивнула.

Появление Саввы в «Крестах»

Савва подходил к мрачной громаде из темно-красного кирпича. Где-то там внутри томился Петр, но связаться с ним с такого расстояния Савва не мог, даже если бы знал, куда выходят окна камеры. Оставалось прибегнуть к обычному методу – выяснить через зэков. У них почта работает исправно, и информацию они дадут и более точную, и более дельную, чем в канцелярии.

Савва остановился у ворот, ожидая, когда во двор или со двора поедет машина, и они откроются. Сквозь запертые металлические ворота он проходить не умел.

Скоро появилась крытая машина, охранник проверил у водителя пропуск и открыл ворота. Савва прошел следом за машиной. Его никто не остановил. Точно так же легко Савва пересек двор. Он направлялся на кухню, истинное сердце всякого исправительного учреждения.

Здесь обычно трудились и зэки, которых начальство поощряло за хорошее поведение, хотя по нынешним временам сюда чаще попадали те, за кого заплатили с воли. Не так много, чтобы гужеваться в камере наедине с видиком, но и не так мало, чтобы стоять у параши в камере, где на шесть мест помещено шестнадцать подследственных. Для Саввы это не имело значения. Он оглядел большое, наполненное специфическим кухонным чадом помещение и сразу увидел того, кто ему нужен. Худосочный мужичонка возился возле котла, в котором бурлила баланда.

Мужик был в синей застиранной майке и вида самого простецкого. Но Савву это не обманывало. В таком хлебном месте мог оказаться только человек с тюремными привилегиями. Разумеется, не вор, потому как вор работать не будет. Но приближенный к верхам человек, это уж точно.

– Я от Ржавого, – сказал Савва. – Нужно узнать кое-что.

– Ха, – хмыкнул мужичонка. – Чтой-то сомнительно, чтобы ты был от самого Ржавого. Я с ним рядом на нарах лежу, он мне про тебя не сказывал.

– А может, сказывал? Я Савва Морозов.

Что-то неуловимо изменилось в глазах мужика, но он продолжал валять ваньку:

– Не-е… А что ты за птица такая, чтобы о тебе песни петь? – А сам присматривался к Савве, было видно, что о всяких чудесах наслышан.

– Птица я простая, воробей, – ответил Савва. – Потому и пройду туда, куда голубь не пролезет. Ладно, дело у меня к Ржавому есть, и притом срочное.

– Ну, срочное! – развел руками мужик. – Я пока смену закончу, пока поднимусь наверх, это когда еще будет! Тебе как срочно-то надо?