Охота на Сталина
Шрифт:
— Вот такие, как вы, страну гадюшником и сделали, — старик снял руку Бенедиктинского со своего плеча и встал.
— Ой, ой, ой. А вы, что в свое время с ней сделали? Пол страны сидело, а другая половина их охраняла, да доносы строчила.
Старик хотел что-то ответить, но только махнул рукой.
— А-а, ответить-то нечего, — Бенедиктинский все больше распалялся.
— Ошибаетесь, мне есть, что сказать. Только мозги у вас, у нынешних напрочь загажены телеящиком. Сами-то думать не умеете. За вас уже все покрасили в черное и белое, разжевали и в рот
Бенедиктинский улыбался. Он уже не чувствовал себя так скверно. Его даже забавлял этот старый хрен. Наверняка какая-нибудь бывшая чекистская мразь.
Два часа в отделении, бесконечные вопросы, звонки, протоколы… Он уже немного отошел от этого и коньяк, остатки которого бултыхались в бутылке за пазухой, помог ему отвлечься от неприятностей сегодняшнего дня.
— Думаешь, я неудачник, да? А я, между прочим, известный журналист, сейчас еду домой к жене. Вот подарок ей везу, гляди, — он начал шарить по карманам. Черт. Сережек или чего он там купил, не было.
— Бля, суки. Менты вытащили. Или в метро? В метро ездит одно это быдло…
Он, кажется, сказал это вслух. Старик не реагировал — лишь повернулся к нему спиной. Бенедиктинский не унимался.
— Не нравиться, да? Мне тоже не нравиться, когда мою статью охаивают всякие хронические неудачники, несостоявшиеся в этой жизни. Потомки вертухаев. Им только и остается лить слезы по этому вашему Сталину. Это ведь вы, ваше поколение носило его на руках, а теперь воспитываете своих внучков.
— Что вы об этом знаете, молодой человек, — похоже, Бенедиктинскому все же удалось вывести деда из себя. — Что вы знаете об этом, чтобы записывать вот так вот в негодяи целое поколение, да и самого Сталина тоже?
— А, вон как запел, сволочь! — Бенедиктинский не мог остановиться. Там, в киберпространстве он мог только печатным словом отхлестать какого-нибудь поклонника Вождя всех народов, а здесь перед ним стоял настоящий живой сталинист.
Что, гнида сталинская, силенки уже не те? — он встал в стойку и начал пританцовывать вокруг деда, — а то, наверное, проучил бы врага народа, а? — Бенедиктинский хохотнул. Он на миг расслабился, и это дорого ему обошлось. Стариковская палка рассекла воздух и по касательной прошлась по правому уху.
Звон в голове заслонил все остальные уличные звуки. Бенедиктинский наклонился за расколотыми очками, а когда он распрямился, то увидел, что старик дрожащими руками выдавливает из пачки таблетку валидола; его сумка, рядом с которой он сидел, валяется под лавкой, и почти все ее содержимое высыпалось на асфальт.
Алексей кое-как надел, оставшиеся без одной дужки очки.
Деду видать было совсем херово. Вон побледнел весь и сполз вниз.
Ладно. Вызову скорую — не изверг ведь.
Бенедиктинский только с третьего раза сумел набрать на своем мобильном «03» и в ожидании машины
Так. Петр Вениаминович Сказочников. Персональный пенсионер. Ага, так он и знал. Небось, пенсию свою заслужил в подвалах Лубянки. Ишь, как его задело. Бенедиктинский потер распухающее ухо и обернулся в сторону приближающегося звука сирены.
Он сделал еще глоток из бутылки и посмотрел на водителя скорой. Тот затянулся сигаретой и, глядя куда-то на далекие огни микрорайона, раскинувшегося по ту сторону МКАД, стряхнул пепел на землю.
В приоткрытой дверце красно-белой «газели» было видно, как врач, вытерев пот с лица, продолжил колдовать над стариком.
Подошел автобус. Последний. Бенедиктинский вскочил на заднюю площадку и, вывернув шею, еще долго смотрел на удаляющуюся остановку, пока та не скрылась за поворотом.
Глава 2
СТЕПАНОВКА
Ворошиловградская обл. Игнатьевский р-н. деревня Степановка. 11.08.1937 г.
Он остановился и, приложив руку к козырьку фуражки, принялся рассматривать белеющие на околице хаты. Вон та, третья слева от водокачки, его.
Мать, наверное, еще в поле, а вот сеструха точно чего-нибудь насчет ужина кумекает. А может, уже наварила борща на мосталыжках.
Петр посмотрел на командирские часы, которые ему вручили в прошлом месяце, как отличнику боевой и политической подготовки. Ну да, время уже. Вон и колхозные телеги с бабьем в Степановку потянулись. Мужиков-то из их деревни всех в гражданскую повыкосило. Вот и его отца тоже. А те, что остались, на шахтах в Усть-Каменском уголек рубают.
Сказочников обернулся. Со стороны поселка к нему на приличной скорости мчался велосипедист, за которым тянулся шлейф пыли.
Ух ты, только коленки сверкают.
Метров за пятьдесят до Петра велосипедист начал сбавлять скорость и, наконец, затормозил возле него.
— Здравия желаю, товарищ командир, — на Сказочникова из-под кепки смотрели серые водянистые глаза, почти полностью растворяющиеся на таком же сером от пыли лице. И вообще, заставь Петра кто-нибудь описать незнакомца на следующий день, ничего особенного он вспомнить бы не смог. Поношенный френч, брюки-галифе — так все сейчас одеваются. Разве что краги…
— Не подскажите, на станцию я правильно еду? — не дожидаясь ответа, велосипедист достал видавший виды планшет и развернул карту, — вот это впереди должна быть Веселогорка, а за ней мост и выезд на дорогу к станции?
— Нет, это Степановка, а не Веселогорка. Не туда свернули, — Петр ткнул пальцем в листок. — Мост вон где, — и, развернувшись, махнул уже в сторону настоящей, а не бумажной Ворошилоград.
— Ах ты, черт. Как же я так оплошал? — незнакомец поспешно свернул карту и, закинув ногу на велосипед, буркнул, — спасибо.