Охота на Сталина
Шрифт:
Шахта «Диктатура пролетариата» была одной из самых крупных в Усть-Каменском, и на ней работало почти все мужское население Степановки.
Судя по всему, где-то там, в штреках все еще бушевал огонь. Над стволом шахты поднимался столб черного дыма, который пассажиры полуторки увидели еще от элеватора, а подъехав, увидели толпу народа, которую оттесняли подоспевшие НКВДшники. Несколько грузовиков с ними застряли в людском море, волнующемся у ворот.
А народ все прибывал и прибывал. Петр забрался на кабину, чтобы разглядеть, что происходит у входа в клети.
А
Их было много. И хотя часть трупов уже погрузили на грузовики, все равно возле проходной уже не хватало места. Тела лежали в три ряда, а клеть все продолжала совершать ходку за ходкой, выдавая на гора совсем не уголь.
Петр насчитал семьдесят пять тел. В углу у «ламповой», под брезентом лежало то, что осталось от шахтеров, оказавшихся в эпицентре взрыва.
Завыли бабы, которые стояли ближе других к оцеплению. Сквозь две шеренги НКВДшников они сумели разглядеть среди полуобгоревших трупов своих родных.
В толпе началось брожжение, и если бы не подоспевшие конники из расположенной в соседней Масловке кавалерийской бригады, она наверняка бы смяла пешее оцепление. А так, Буденовцам даже удалось оттеснить людей за ворота.
— Говорят, то не метан рванул, — Леха из третьей смены присел на корточки возле Сказочникова, спустившегося с крыши кабины вниз. — Говорят, то динамит был. Людев вона по кускам раскидало.
— Говорят, говорят. Говорят, что кур доят. Ты бы, рыжий, поменьше языком молол. А то, не ровен час, как пособника тебя того…
Петр присел на крыло грузовика и закурил. Неужели диверсанты добрались и до их района? Да-а.
Домой он добрался затемно. Многие ворота и калитки на их улице до сих пор были открыты настежь. В сенях Петра встретила заплаканная Наташка. Витька, с которым она гуляла, спустился в забой сегодня утром вместе со второй сменой.
С трудом стащив сапоги, Петр рухнул на топчан.
Москва. Новослободская ул. д. 12 25.09.2007 г.
— Давай, давай наливай. Нечего нам баки заливать. Там своим этим… Подписчикам втирай про Сталина своего, а нам лучше расскажи, сколько из нее на Федеральной можно выжать.
— Ну и вопросы у тебя, Гена. Что я, по-твоему, на своем «Логане» по Рублевке носиться буду? «Логан» тебе не «Ферарри», да и я не сынок Сырожи Иванова.
— Да ты чего, Леш? Я просто так…
— А я так и понял, что просто так, попиздеть, — Бенедиктиктинский плеснул себе виски, — лучше скажи, ты с главным архивариусом договорился?
— А как же. Все будет чики-чики. Только надо добавить.
— Сколько? — Бенедиктинский вздохнул и полез в карман за портмоне.
— Еще пятьсот.
— Совсем эти бумажные крысы совесть потеряли.
— Ну да. Ну, ты же сам знаешь, информация в наше время дорого стоит.
— Она всегда дорого стоила, только раньше расплачиваться приходилось по-другому, — Бенедиктинский разлил остатки шотландского по стопкам.
Старая
Что-то более-менее подходящее попалось ему только к исходу третьего часа. Вот, кажется, кое-что нашел.
Бенедиктинский смахнул пыль с пожелтевших страниц.
Так, так, так. Вот оно. Выдержки из протокола заседания Ворошиловградского областного суда от 23.08.1937 г., опубликованные в газете «Ворошиловградский коммунист».
«…Я хочу, товарищи судьи, напомнить несколько данных экспертизы по этому вопросу, которые не оставляют никакого сомнения в том, что этот план очень тонкий, вероломный и подлый. Диверсанты из правотроцкистского центра…» Далее следовали нудные технические подробности, которые якобы свидетельствовали о диверсии на шахте «Диктатура пролетариата». Алексей, зевая, пролистал несколько страниц со свидетельскими показаниями, записанными аккуратным круглым почерком какого-нибудь секретаря.
Суки бля. Они проделывали с человеком такое, что тот потом свидетельствовал не только против своих сослуживцев, но и против мамы родной. Да и против себя самого тоже.
Вот, например, — «…подтверждаете ли вы, гражданин Николаев Кузьма Семенович, что видели, как Сказочников Петр Вениаминович одиннадцатого августа этого года без четверти восемь встречался на дороге, ведущей из Усть-Каменского в Степановку с разыскиваемым в связи с делом о диверсии гражданином?
— Подтверждаю.
— Подтверждаете ли вы, что в этом гражданине по фотографии вы опознали Якименко Ивана Павловича, являющегося так же немецким шпионом Эрихом Фон Глаубером?
— Подтверждаю.
— Подтверждаете ли вы, что Якименко-Фон Глаубер, получив от гражданина Сказочникова секретную карту, затем направился в сторону железнодорожного узла в Веселогорке?
— Подтверждаю.
— Довожу до сведения суда, что среди личных вещей гражданина Сказочникова при обыске была обнаружена крупная сумма в иностранной валюте.»
Наверняка сами и подбросили. Бенедиктинский потянулся за сигаретами, но, вспомнив о датчике противопожарной безопасности над головой, передумал.
Обвиняемым было предъявлено обвинение по ст. 52.2 и 52.8а — «об организации диверсии.»
В своей заключительной речи государственный обвинитель говорил, — «В этом деле, товарищи судьи, налицо заговорщическая группа, агентура иностранных разведок. Но вина всех участников этой банды наймитов империализма не одинакова…»
Дальше следовал перечень тех, кто, по мнению прокурора достоин смертной казни, и тех кому «посчастливиться» помахать кайлом во благо родины и партии. Ух как Алексей ненавидел этих коммунистов. Он сжал кулаки и продолжил читать.