Охота на тигра. Танки на мосту!
Шрифт:
Иван Тихонович закашлялся, заворочался, сел на кровати, зашуршал бумагой.
— Не курить, ночью никакого огня в хате, — сказал я строго и добавил, чтобы смягчить резкость: — Для вас же лучше — меньше кашлять будете.
Он перестал шуршать бумагой, но не лег, сидел, опустив ноги на пол, кашлял. А когда кашель отпустил, притронулся ко мне рукой.
— Ты вот что объясни мне, сынок, когда же они откроют второй фронт? Или этот Черчилль только языком болтает?
«Они» — союзники. Иван Тихонович думал о том же, что и я.
— Так получается, Иван Тихонович. Пока что надежды на второй фронт мало. Второй фронт для немцев — наши партизаны, да вот такие, как мы с вами... Так что надеяться и рассчитывать можно только на свои силы.
— Скорее бы начать... — сказал Иван Тихонович. — Ты когда гостей своих ждешь?
— В любую минуту. Может, через месяц, а может, сейчас постучится.
Я говорил наугад, но слова мои оказались пророческими — «гость» явился той же ночью. И какой! Глазам своим я не поверил.
Мы с Иваном Тихоновичем еще не заснули, как на дворе послышались уверенные шаги и в окно кто-то громко постучал.
Так ходить и стучать в эту пору мог только немец. Чтобы не вызвать подозрения, нужно было открывать дверь немедленно. И не Ивану Тихоновичу, а мне, молодому. Тут вступали в силу трудно объяснимые, чисто психологические нюансы. Я вскочил в сенцы, открыл дверь и увидел высокого гитлеровца. Кто он был, солдат или офицер, я не смог определить — в темноте погоны не были видны.
— Здесь есть наши солдаты? — спросил по-немецки, строго.
— Не понимаю... — сказал я растерянно.
— Зольдат, наши зольдат? — перешел он на русский.
— У нас нет солдат.
— Кто есть в хате?
— Мой дядя и я.
— Много живешь эта хата?
— Нет, я из тюрьмы...
— Я ищу один ефрейтор ис Мюнхен, левый нога на протез...
Словно электрический ток пробежал по моему телу: ефрейтор родом из Мюнхена с протезом на левой ноге был одним из паролей для тех, кто мог ко мне явиться.
— Ефрейтор ис Мюнхен, левый нога на протез, — нетерпеливо повторил он. — Знаешь?
Пароль! Сомнения не было: это человек в гитлеровской форме пришел ко мне. Я сказал по-немецки:
— Вы, очевидно, путаете. Ефрейтор родом из Лейпцига...
Он схватил меня за руку, толкнул в сенцы и, закрывая за собой дверь, зашептал на ухо:
— Здравствуй. Имя?
— Михаил.
— Я — Макс, фельдфебель... Чужих в хате нет?
— Нет.
— Как устроился? Крыша надежная?
— Все в порядке.
— Отлично! У меня срочное дело. Рация у тебя есть?
— Нет.
— Что?! — не поверил он. — Нет рации? Гром и молния!
Я смутился немного. Начал ему объяснять, что меня должны были снабдить радиопередатчиком, но в последний момент оказалось, что рации не прибыли. Обещали подбросить позже.
— Ай-яй-яй, — почти застонал Макс и снова выругался, на этот раз по-русски. — Ты меня убил. Что делать? С ума сойти... — И вдруг спросил с надеждой: — Ты умеешь ездить на мотоцикле?
— Да.
— Я имею в виду хорошую езду?..
— Неплохо.
— Жди меня. Какой размер носишь?
Я не сообразил, о чем он. А он, обозлившись на мою непонятливость, добавил торопливо, раздраженно:
— Одежда, обувь?
— Пятидесятый, ботинки — сорок первый.
— Жди. Я скоро. — И исчез.
Он ушел, а я остался наедине со своими смятенными чувствами. Не ожидал я, не мог представить себе, что «гость» явится ко мне в немецкой военной форме. А если это провокация? Схватят тебя, как цыпленка, и отдашь богу душу, не успев сделать что-либо путное... Но тогда зачем он расспрашивал о том, умею ли я ездить на мотоцикле и какой размер одежды, обуви ношу? И выругался он, узнав, что нет рации, от всей души. Главное — пароль точный. Паролю я должен верить.
Вошел я в хату, успокоил Ивана Тихоновича, достал финку — и снова в сенцы. Жду.
Макс явился минут через двадцать, запыхавшийся от быстрой ходьбы. Вытряхнул что-то из ранца мне под ноги.
— Переодевайся. Живо! — И посветил фонариком.
Немецкую форму он мне принес... Что такое, что он задумал? А Макс торопит, серчает:
— Ну что ты стоишь? Время дорого.
Пока я одевался, Макс объяснил мне, для чего потребовался этот маскарад. Он — штабной писарь. Ему стало известно: гитлеровское командование планирует завтрашнюю наступательную операцию с учетом, что мост на реке Равнинной за станицей Равнинной будет захвачен неповрежденным и танки головного отряда смогут, не задерживаясь, прорваться туда, где их появление будет для советских войск полной неожиданностью. Моя задача — пробиться на мотоцикле к нашим, предупредить их об опасности. Мост должен быть взорван во что бы то ни стало.
Все это казалось мне очень странным, непонятным. Станица Равнинная находилась в восемнадцати километрах от Беловодской. Неизбежно я должен был встретиться на своем пути с гитлеровскими патрулями, заставами, группами охранения. Как проскочить мимо них целым и невредимым? Ведь шапки-невидимки у меня не было. Но смущало больше всего иное: неужели наши командиры не знают, что мост нужно взорвать при отступлении, и ждут не дождутся, пока явлюсь я и подам им эту идею? Да там уже давно приготовлена взрывчатка и дежурят саперы-подрывники.
— Ты что, считаешь меня дураком? — возмутился Макс, когда я изложил свои сомнения по поводу целесообразности рискованной поездки. — Нужно предупредить наших, что мост задолго до подхода танков могут захватить немцы, переодетые в советскую форму. Так уже бывало. И не раз...
— Откуда же они возьмутся? — спросил я. И тут же понял глупость такого вопроса: ведь я знал о существовании дивизии «Бранденбург».
— Вот это мне неизвестно. Возможно, отряд сбросят на парашютах. Может быть, уже сбросили. Учти, они знают русский язык... Ты понимаешь, что произойдет, если им удастся захватить мост? Через три дня они будут в Грозном. А сколько погибнет людей, техники. Представляешь?