Охота на выбивание [СИ]
Шрифт:
— Ну-ка, еще, дальше, — попросил Астафьев.
Хозяин послушно сменил кадр.
— Что-то хохочут все тут, — определил Павел.
— Да, им очень весело, — Ольга обернулась к режиссеру. — А со звуком можно что-нибудь сделать?
— Надо, так сделаем.
Фокин снова полез в настройки, и в следующий раз изображение пошло со звуком. Сначала это был какой-то хаос из смеха, возгласов, звяканья металла. Потом он убрал изображение и начал регулировать что-то микшерским пультом. Постепенно начали выделяться какие-то слова.
— Ну,
Потом был отчетливо слышан смех, и в самом конце, они вдруг услышали вполне отчетливо: — Зер гут!
— Зер гут? — повторил Юрий, и взглянул на остальных. — Мне послышалось, или нет?
— Нет, я тоже слышала, — подтвердила Ольга. — Именно: "Зер гут".
— Выходит, этот краснолицый мужик — немец, — подвел итог Павел.
— Да, это сюрприз, — признала Ольга.
— И кто нам скажет, что это за немец? — недоумевал Павел.
— Да, кто есть в кадре, тот и скажет, — не понял Фокин.
— А кто тут есть? Зотова тут нет, остальные, большей частью мертвы. А этих спрашивать нельзя, все подозреваемые.
— Одно могу сказать точно, — заявил хозяин студии. — Это все было год назад, в сентябре.
— Эх, ты, черт, а на цифры то я не посмотрел, — засмеялся Павел.
— Я, кажется, знаю, кто нам может что-то про это подсказать, — решил Юрий, а потом попросил: — Покажете нам еще раз все это покадрово.
Оператор вернул картинку обратно на экран. Они просмотрели одну картинку, вторую, третью. Потом они пошли заново.
— Стой! — вскрикнул Юрий. — Верни предыдущий кадр.
Он всмотрелся на экран, и ткнул пальцем в низ экрана.
— А это откуда такой кадр?
— А там, вы, наверное, видели мельтешение, как бывает при переходе с одной записи, на другую. Так вот, это, похоже, кадр из предыдущей съемки, или последующей. Там есть такой участок, который записывается при первой съемке, а потом есть место только между включением прокрутки, и записи. А то, что осталось, так и остается. Ну, там буквально кадр, может, два.
— Я не пойму, что там такое, — сказала Ольга, нависая над Юрием.
— А я сейчас приближу, — предложил мастер. Он чуть повозился с настройкой, и теперь стало видно, что в самом низу сломанного помехами напополам кадра, на берегу стоят двое, около лодки. Один им был ужасно знаком. А вот второго никто из них не знал. Это был симпатичный парень лет двадцати. Ольге внешне он даже понравился. Не понравилось ей другое: одной рукой за плечо его обнимал Михаил Пахарь.
ГЛАВА 43
Антон Рябцев занимался непривычным для себя делом — сверлил в стене дырки. Вообще-то, его основной специальностью была журналистика, более того, криминальная журналистика, и дрель в руки он брал не часто. Но такую работу он не мог доверить никому. Новый шеф информации городской газеты сверлил дырки для дипломов и дорогих сердцу фотографий в своем новом кабинете. Увидев Астафьева, входящего к нему с молодой, красивой женщиной, корреспондент разулыбался.
— О, какие гости к нам пожаловали! Юрий Андреевич, и красивые женщины — это одно, неразлучное целое!
Астафьев исподтишка показал ему кулак, но Ольга все равно саркастично глянула в его сторону. "Да, ну, Астафьев, у тебя и репутация", — так и прочитал в ее взгляде Юрий.
— Ты куда это пропал то на целое лето? — спросил Юрий журналиста.
— Да, была одна командировочка на юг, к морю. Отдохнул вот так! — он резанул себя ребром ладони по горлу, — на всю оставшуюся жизнь. Зато теперь вот, в начальство заделался, — он показал рукой по стенам кабинета, — другие уже будут бегать по ночам с фотоаппаратом, а я буду ими командовать.
— Ну, тогда, поздравляю. С тебя «поляна». Но мы тебе не за этим пришли.
Юрий достал из кармана фотографии, сделанные с той пленки.
— Ты случайно, не знаешь, кто это такой? — Юрий ткнул пальцем в краснолицего немца.
— Случайно знаю, — уверенно заявил Рябцев. — Это Карл Шульц, австрийский поданный, в прошлом году приезжал нам представителем какой-то фирмы, покупающий у нашего «Прогресса» какие-то жутко дорогие, и ужасно ядовитые химикаты. Он не то владелец этой фирмы, не то какая-то важная шишка в этой шарашке. Но обхаживали его тут по страшному! Каждый день ресторан, каждый день баня, девочки, виски до упаду. Помниться, пиво для него возили из Железногорска, какой-то редкой марки, его любимое, у нас и в городе такого нет.
— В том числе, возили и на утиную охоту, — подытожил Юрий. — В «Дубки»? Да?
— Да, это тоже было. Меня, правда, не взяли, но я и не обиделся. Не люблю, когда бедных птичек валят ни за что, ни про что. Беспредел просто какой-то. Вот бизнесменов понятно за что убивают, братву тоже ясно за что выкашивают. А птичек жалко.
— А больше ты ничего про него не помнишь? Про этого Шульца, про "Дубки"? — настаивал Юрий.
— Помню то, что Шульца вывозил туда чуть ли не сам мэр. Нет, не мэр, а кто-то из замов главы администрации. Этот фриц оказался большим любителем охоты. Но кто же его туда возил? — Антон нахмурился, вспоминая.
— Судя по тому, что пленка Соленова… — подсказал Юрий.
— Точно, Соленов! Не знаю, что они там с этого потом имели, но репортаж о его приезде и визите я делал сам.
— А кто ему переводил в этой поездке? — спросила Ольга.
— Как кто? Максимов.
— Максимов? — удивился Юрий. — А почему он?
— Ну, как, ты что! У Аркаши с детства был дар к языкам. Он сюда то прибыл к нам с кафедры немецкого языка пединститута. Максимов, вообще-то, знал три языка: немецкий, английский, французский. Но, немецкий, ему удавался вообще как родной. Немцы признавали его своим. У него был настоящий, берлинский говор.