Охота Полуночника
Шрифт:
— Любовь приходит к нам, не спросив разрешения, — отозвался мистер Перрера. — А вы верите в судьбу, мистер Стюарт? — Я сказал, что не уверен в этом, а он выглянул в окно. — Вот я, например, верю только в то, что не было испорчено нашей историей.
Я подумал, что мистер Перрера — весьма загадочный и несчастливый человек, одна из тех душ, что вечно ищут ответов на неразрешимые вопросы.
На его глаза навернулись слезы, он быстро смахнул их и сказал:
— Простите меня за это дурацкое проявление чувств.
— Совсем напротив, по-моему, вы первый белый человек в Чарльстоне, у которого есть сердце.
— Вы окажете мне удовольствие и отправитесь со мной на ужин ко мне домой? — спросил он. — Я бы хотел представить вас Луизе, моей жене.
— Сейчас?
— Да. Мы живем в пяти милях от города. Чтобы добраться туда в моей двуколке, которая ждет нас возле вашего дома, потребуется меньше часа. — Тут он заволновался. — Вы можете у нас переночевать, — добавил он поспешно. — И мне кажется, мистер Стюарт, если вы согласны прислушаться к моему совету, нам следует уехать как можно быстрее. В Чарльстоне никогда не знаешь, кто за тобой наблюдает.
Прекрасная гнедая кобыла мистера Перреры быстро доставила нас по проселочным дорогам к его дому — побеленному известкой, с большой верандой, стоявшему в сотне ярдов от одного из притоков Купер-ривер. От огромного дуба и двух небольших пальм, росших около дома, падала манящая тень.
Когда мы приехали, Луиза сидела на крыльце. Быстро сгущались сумерки, но даже при этом слабом свете я отчетливо разглядел, что она чернокожая.
Двое детей Исаака, Хестер, которую все звали Хетти, и Рид, которого называли Головастиком, бежали навстречу отцу и с визгом просились к нему на руки. Мальчик взобрался ему на спину, девочка хихикала у него на руках. Исаак подошел и поцеловал Луизу, красивую женщину с глубоко посаженными карими глазами, высокими, словно отражающими свет, скулами и нежной, изящной шеей. Похоже, мое появление вызвало у нее раздражение.
Нас ожидал горячий ужин, а на мои извинения за то, что мое появление вызвало суматоху, Луиза насмешливо фыркнула и заявила, что ей приятно принимать в доме гостя. Вне всякого сомнения, сказала она это из вежливости, а натянутый разговор во время трапезы только утвердил меня в моем решении распрощаться сразу после ужина. Я решил дойти пешком до ближайшего городка и спросить комнату в гостинице.
Детей уложили спать, и я сказал:
— Видимо, мне пора прощаться. Вы оба устали, а в ближайшем городке должна быть какая-нибудь гостиница.
— Нет-нет, Джон, — протестующе воскликнул Исаак. — Поверь мне и расскажи свою историю.
Очень неуверенно, бесстрастным тоном, я начал говорить. Однако, стоило мне упомянуть о том, как во время первого же совместного ужина Полуночник сбил с моей матери спесь, заявив, что «Африка — это память», я уже не смог контролировать свой голос, и в нем прозвучало восхищение. Луиза заметно вздрогнула, словно кто-то неожиданно хлопнул ее по спине.
— Ты видишь? — с триумфом в голосе обратился к жене Исаак.
Решительно взглянув на меня, Луиза сказала:
— Продолжайте, мистер Стюарт. Рассказывайте дальше.
Она слушала рассказ о нашей прежней жизни с таким видом, словно я должен был ей что-то доказать. Это меня задело, но я ничего ей не сказал. Позже она объяснила:
— В Южной Каролине много белых, которые искренне привязаны к своим чернокожим рабам, особенно к кормилицам. Но вы всего лишь третий человек в моей жизни, кто говорит о чернокожем с любовью и уважением — как о родственнике.
— Я знал, что ты это заметишь, — улыбнулся Исаак, встал и поцеловал ее в макушку.
— А двое других? — поинтересовался я.
— Исаак и пастор из Шарлотты, которого я как-то встретила. Он так полюбил девушку-негритянку, что это перевернуло все его представления о рабстве. Чтобы жениться на ней, ему пришлось отказаться от сана.
Я приступил к истории о том, как Полуночник спас меня от Гиены. Именно этот рассказ изменил все дальнейшее.
Я как раз говорил о том, как бушмен вдувал мне в уши дым трубки, и тут Луиза воскликнула:
— Да я же его знаю! Я видела, как он это делает! Он был очень известен по всему Побережью. Только его звали не Полуночник, а Сэмюэл.
Я даже подпрыгнул.
— Вы знаете Сэмюэла? Он жив?
Луиза с надеждой посмотрела на меня.
— Если это тот самый человек, он жил в Ривер-Бенде. Это плантация тут неподалеку. Он прославился как кудесник и целитель.
— Ривер-Бенд находится вверх по Купер-ривер, — пояснил Исаак. — Я думаю, всего в десяти милях отсюда.
— Он был чудом, — говорила между тем Луиза с сияющими глазами. — Его знал каждый чернокожий в округе. Однажды я и сама ездила к нему с больной подругой. Не знаю, жив ли он сейчас. Он исчез.
— Исчез?
— Просто испарился. Мне кажется, тому уже три года. Говорят, он бежал. Но его дочь по-прежнему живет в Ривер-Бенде. Не помню, как ее зовут. Она — или еще кто-нибудь там — смогут рассказать вам, есть ли от него вести. — Луиза замолчала и задумалась. — Он выглядел именно так, как вы его описали, только старше, разумеется. И ходил прихрамывая, обычно с тростью.
— Но он говорил — он не был немым?
— Нет-нет, он прекрасно разговаривал.
Сердце мое так бешено колотилось, что я с трудом слышал, что говорили мои хозяева. Голову, казалось, поместили в стеклянный шар. Когда я пришел в себя, оказалось, что я сижу в кресле у камина, в котором весело потрескивал огонь. Втискивая мне в руку бокал, Исаак сказал, что я едва не потерял сознание.
— Выпей это, Джон.
Я повиновался. Бренди обожгло мне горло. Исаак с Луизой шептались о чем-то у меня за спиной. Я поднялся на ноги и спросил: