Охота за атомной бомбой: Досье КГБ №13 676

Чиков Владимир

«Секретарю товарища Сталина

Уважаемый товарищ!

Я прошу вас довести основное содержание этого письма до сведения лично Иосифа Виссарионовича. Только товарищ Сталин может решить этот вопрос. Поэтому постарайтесь убедиться, что мое письмо к нему дошло. Прежде чем передать письмо товарищу Сталину, будьте добры поправить в нем орфографию и стиль и перепечатать его на машинке».

В этом историческом послании к главе государства Флёров, которому тогда было двадцать девять лет, излил всю свою горечь по поводу того, что ему не удалось убедить своих лучше знающих жизнь и более известных коллег принять во внимание перспективы ядерного оружия. Он пишет:

«Уважаемый Иосиф Виссарионович.

Прошло

уже десять месяцев с тех пор, как началась война, и все это время у меня такое ощущение, что я пытаюсь пробить головой каменную стену.

Где я ошибся?

Не переоцениваю ли я важность «проблемы урана»?

Нет. Урановые проекты приобретают фантастический характер вследствие тех невероятных перспектив, которые откроются, если будет найдено надлежащее решение этой проблемы. Конечно, в общей технике революции не случится, как это уже показали довоенные проекты, но в технике военной произойдет настоящая революция. Это может произойти без нашего участия, тем более что научный мир сегодня, как и вчера, подвержен инерции.

Известно ли вам, Иосиф Виссарионович, какой довод чаще всего выдвигают против урана? «Это слишком многообещающе, чтобы быть правдой».

Далее Флёров затрагивает несколько второстепенных аспектов, заверяя всемогущего вождя, что он написал ему письмо не по соображениям личной карьеры и не для того, чтобы избежать военной службы. Он снова резко критикует уважаемых академиков, но делает это не по причинам личного характера, подчеркивает он. Он также не выступает против приоритета текущих военных программ. Единственно, чего он хочет, так это чтобы правительство, помимо текущих программ, рассмотрело его программу, рассчитанную на перспективу, и тем самым внесло важный вклад в победу над фашистами. И в заключение он излагает смелый замысел:

«Я считаю необходимым созвать совещание с участием академиков Иоффе, Ферсмана, Хлопина, Капицы (члены Академии наук СССР), академика Лейпунского (Академия наук Украины); профессоров Ландау, Алиханова, Арцимовича, Френкеля, Курчатова, Харитона и Зельдовича; докторов наук Мигдала и Гуревича, желательно также пригласить Петржака.

Я прошу один час тридцать минут для моего доклада. Ваше присутствие, Иосиф Виссарионович, лично или в лице вашего представителя было бы очень желательно.

В целом момент сейчас не очень подходящий для подобного рода научных ристалищ, но для меня это единственная возможность доказать, что я прав и имею право заниматься ураном, так как другие средства — беседы с Иоффе и письма к товарищу Кафтанову — не возымели никакого воздействия и были обойдены молчанием. На мое письмо и пять телеграмм к товарищу Кафтанову я не получил никакого ответа. Во время обсуждения плана работы Академии наук они, вероятно, говорили обо всем, только не об уране.

Я надеюсь с вашей поддержкой пробить эту стену молчания, поскольку это мое последнее письмо по этому вопросу. После этого я перестану заниматься этой проблемой и стану ждать, когда Германия, Англия или Соединенные Штаты решат эту задачу. Результаты будут таковы, что станет уже не важно, кто в СССР был виноват в нашем нежелании заниматься этим делом».

В заключение Флёров выразил сожаление по поводу того, что физики относятся к «проблеме урана» как к научной фантастике, зная, однако, что создание атомной бомбы возможно.

Впечатление, произведенное этим письмом на Сталина, описывается в различных книгах и статьях по-разному. Одни авторы говорят о нем, как о главной причине, которая побудила Сталина действовать, другие считают, что это был один из аргументов в числе прочих, третьи полагают, что это письмо не сыграло никакой роли. Тем не менее все сходятся во мнении, что Сталин получил письмо или его краткое изложение и что он одобрил его выводы, которые к тому времени уже можно было считать его собственными. Как бы то ни было, но прямого ответа Флёров не получил.

Приводя этот эпизод в своих мемуарах, Сергей Кафтанов не упоминает ни о письме, ни о пяти телеграммах, за отсутствие ответа по которым Флёров его упрекает. Он припоминает, что письмо Флёрова повлияло на него в том плане, что он пренебрег неблагоприятным отзывом Лейпунского и решил обратить больше внимания на материалы тетради убитого нацистского офицера. «В принятии советской программы создания ядерного оружия, — писал он, — главную роль сыграли три вещи: тетрадь убитого немецкого офицера, письмо Флёрова и сообщения из Германии в отношении нового сверхоружия. Этим оружием была скорее гигантская пушка, чем атомная бомба».

Посоветовавшись с Иоффе и действуя в рамках Государственного комитета обороны, Кафтанов вновь предложил создать некий научный центр для работы над проектом атомного оружия. Его письмо по этому поводу прошло по иерархическим каналам и наконец легло на стол Сталину, который после долгих раздумий согласился с этим предложением.

Разумеется, все это было не так просто. Если верить другому автору — Сергею Снегову, письмом, которое подвигло Кафтанова на активные действия, было то самое обращение Флёрова к Сталину, направленное на отзыв в научное подразделение ГКО. Сразу можно представить себе чувства, которые испытал Кафтанов, видя, что его критикуют за волокиту в письме к вождю и учителю. Если бы он хоть на мгновение предположил, что Сталин может поддержать Флёрова, он бы и сам бросился на его поддержку. Снегов делает вывод: на письмо Флёрова Кафтанов пишет положительное заключение. Флёрова отзывают из действующей армии и приглашают в Москву. С этого момента Сергей Кафтанов и Степан Балезин принимаются с помощью Флёрова за создание и развитие советской ядерной физики.

Но такую работу не под силу было выполнить только им одним. Нужна была поддержка того, который неусыпно следил за всем, — человека в пенсне.

Сталин меняет мнение

За несколько недель до этого Берия решил, что у него уже накопилось достаточно данных из-за рубежа для того, чтобы представить Сталину доклад по атомной проблеме.

Оно начиналось так:

«КЗ4

СССР

Комиссариат внутренних дел

Март 1942. Москва

Государственный комитет обороны СССР

Товарищу Сталину

В различных капиталистических странах параллельно с исследованиями проблем деления атомного ядра в целях получения нового источника энергии начаты работы по использованию ядерной энергии в военных целях.

С 1939 года такого рода работы в крупных масштабах развернуты во Франции, Великобритании, Соединенных Штатах и Германии. Они имеют целью разработку методов использования урана для производства нового взрывчатого вещества. Работы ведутся с соблюдением условий самого строгого режима секретности».

Далее в меморандуме кратко излагались известные обстоятельства, которые привели к появлению британской программы создания атомной бомбы. Сообщалось, что главные месторождения урана находятся в Канаде, Бельгийском Конго, в Судетских горах (Чехословакия) и в Португалии. Для сведения Сталина были изложены основные принципы устройства и действия урановой бомбы со ссылкой на расчеты Пайерлса, согласно которым десяти килограммов урана-235 было достаточно для создания критической массы, взрыв которой эквивалентен взрыву одной тысячи шестисот тонн тринитротолуола.

Особая сложность при создании урановой бомбы, указывалось в меморандуме, состоит в процедуре отделения активной части урана — урана-235 — от других его изотопов, в создании оболочки, которая препятствовала бы дезинтеграции составляющих частей уранового заряда и обеспечивала бы необходимую скорость их относительного перемещения.

У Советского Союза к тому времени уже был агент Клаус Фукс, который работал над первой частью секретной проблемы — разделением изотопов. Но Берия не ссылался на того, чьи сообщения шли в Главное разведывательное управление Генштаба Вооруженных сил. Надпись от руки на первой странице дела «Энормоз» сообщает, что агент Лист получил информацию в конце 1941 года, что Маклин был источником информации и подтверждающих ее соответствующих документов.