Охота за атомной бомбой: Досье КГБ №13 676
Шрифт:
Эта разница в почестях не шла ни в какое сравнение с реально грозившей им опасностью. Говорят, что Берия решал, кому какую награду присудить следующим образом: те, кто был бы расстрелян в случае неудачного испытания атомной бомбы, состоявшегося в 1949 году в Казахстане, получали звание Героя Социалистического труда; те, кто был бы приговорен к 25 годам лагерей, — орден Ленина, и так далее. Вне всякого сомнения, Берия был в состоянии держать в страхе всех, работавших над атомной программой. Однако одними физиками он не ограничивался.
Когда в 1946 году Берия предложили наградить Курчатова и его соратников, он ответил: «О чем вы говорите? Какие награды? Я собираюсь посадить их в тюрьму как саботажников, вовлекших страну в колоссальные расходы.
В конце 80-х годов, помимо вопроса финансовых затрат, встали и другие чрезвычайно серьезные проблемы. Мощные политические взрывы сотрясали всю советскую систему, и ее различным действующим лицам приходилось предоставлять свидетельства собственной необходимости для страны. КГБ признал свои злодеяния сталинской эпохи и пошел на сотрудничество с исследователями, которые копались в его бесславном прошлом. Он также был заинтересован доказать, что внес существенный вклад в дело защиты страны от немецкой интервенции, а позднее боролся против ядерной угрозы. КГБ при Владимире Крючкове, своем новом руководителе, стал более прозрачным для средств массовой информации, более открытым для общественного мнения, более точно очерчивал свои заслуги.
Фукс верил, что совершает подвиг, помогая СССР создать атомную бомбу, поскольку таким образом он спасал Советское государство от американского милитаризма и, возможно, помешал генералам США использовать ядерное оружие в Корее (1950–1953). Исходя из таких соображений Феклисов обратился в 1964 году к советскому правительству с предложением наградить этого «выдающегося ученого и агента», который в ту пору вновь работал на дело социализма в институте атомных исследований вблизи Дрездена. Фукс был членом центрального комитета Социалистической единой партии Германии. Однако ходатайство полковника осталось без внимания. Феклисов также попытался убедить Академию наук СССР выбрать Фукса почетным членом. Однако президент Академии ответил: «Это невозможно, поскольку бросит тень на заслуги советских ученых в деле создания атомного оружия».
Возможно, Фукс был лишен почестей из-за того, что признался в своей тайной связи с советской разведкой. Как подчеркивалось, он нарушил священный принцип каждого советского агента: до конца хранить молчание. Каковы бы ни были причины, но роль Фукса как шпиона всячески отрицалась. Советские граждане, жившие долгое время в информационном вакууме, услышали о нем только летом 1988 года во время показа по телевидению фильма «Риск-2». После чего они задумались, не стало ли возможным создание советской атомной бомбы именно благодаря документам, украденным у американцев. Этот вопрос был задан Анатолию Александрову, директору Института имени И.В. Курчатова. Он ответил: «Подобные вещи могли иметь место, но они не сыграли решающей роли. Ни Курчатов, ни другие разработчики проекта не основывались на чужих идеях. У них были собственные»3.
Таким образом, не только сохранился, но и получил подтверждение старый миф, согласно которому Курчатов и его команда самостоятельно, без внешней помощи, создали советский вариант атомной бомбы. В 1990 году Феклисов, испытывавший глубокое уважение к Фуксу, решил положить конец этому мифу. Статьи Владимира Чикова в газетах и журналах о нераскрытом агенте Младе и его связных Крогерах, опубликованные в следующем году, подкрепили решимость Феклисова. Гласность переживала расцвет, и недоступные ранее публикации рекой лились из-за границы, в том числе и литература о перебежчиках, убийцах и шпионах. Россию охватила лихорадка исступленного интереса к сталинскому периоду, и она ежедневно пересматривала свою историю, читая газеты, журналы и книги. «Изоляционистская» интерпретация истории советской атомной бомбы была изжита.
Битва за Олимп
В том же году вышел из тени другой отставной офицер КГБ. Речь идет о полковнике Яцкове, человеке, который возглавлял группу, занимавшуюся атомным шпионажем в Соединенных Штатах с 1944 по 1946 год. В то время он был известен под именем Анатолия Яковлева — советского вице-консула в Нью-Йорке. Тридцатилетний Яковлев с фигурой подростка, с густой черной шевелюрой, непослушной прядью, спадающей на лоб, не походил на маститого советского разведчика, однако люди ФБР, следившие за входом в консульство, заметили, что привратник оказывал ему необычные знаки внимания — этого было достаточно, чтобы ФБР насторожилось. В своей книге «Война ФБР — КГБ» Роберт Лэмфер описывает, как однажды вечером он шел следом за вице-консулом из Манхэттена до Таймс-сквера. Осторожный человек вошел в один из театров, занял место, затем пересел. Больше ничего не произошло. Яковлев вернулся домой. И только спустя несколько лет Ламфер, лучше изучивший приемы советской разведки, предположил, что человек изъял вложение из тайника, то есть закладку, прикрепленную к сиденью.
Яковлев был безупречным сотрудником советской разведки — спокойным, умеющим владеть своими чувствами, осторожный. Он соблюдал все правила конспирации, то есть совокупность методов, необходимых при ведении подпольной деятельности. Тем не менее однажды он поступил против правил, и этот единственный случай привел к катастрофе. Конспирация предписывает, чтобы связник, имеющий контакт с одним информатором, никогда не встречался с другим. Причина этого очевидна: таким образом связник не может раскрыть сразу два источника. Яцков поручил Гарри Голду забирать материалы у Клауса Фукса, когда тот работал в Лос-Аламосе. Но однажды, как заявил Голд на процессе по делу Розенбергов, как раз накануне испытаний атомной бомбы в Аламогордо, когда не было другого свободного связника, Яковлев послал Голда на встречу с Дэвидом Гринглассом, агентом, проникшим в проект «Манхэттен». Это грубейшее нарушение законов конспирации оказалось непростительным: оно привело к суду над Джулиусом и Этель Розенбергами, а затем и к их казни, поскольку Голд, признавшийся впоследствии в своих тайных встречах с Фуксом, выдал Грингласса, а тот, в свою очередь, — супружескую пару.
Уйдя в тень на продолжительное время, Яцков вновь появился на сцене в начале 90-х годов. Он открыл свое подлинное имя и заявил прессе, что ФБР серьезно недооценивало размах его деятельности на американской земле. «Ни одной разведывательной службе мира не удалось приподнять завесу над проектом «Манхэттен», — сказал он корреспонденту «Вашингтон пост». — Мы помогли России достичь стратегического паритета раньше, чем это могло бы произойти в противном случае». По его мнению, ФБР разоблачило «только половину, возможно, даже меньше половины» советских агентов, занимавшихся проблемой атомной бомбы.
Говоря о Фуксе, Яцков подтвердил, что тот оказывал огромные услуги Советскому государству. Однако, добавил он, в самой лаборатории Лос-Аламоса работал другой не менее, а возможно, даже и более ценный агент. Яцков сказал, что этот ученый работал под псевдонимом Млад и что он не может пока раскрыть его подлинное имя, поскольку тот еще жив.
Затем из тени вышел третий высокопоставленный разведчик, пожелавший рассказать собственную историю. Владимир Барковский работал в Лондоне в 40-е годы в составе группы, обеспечивавшей прикрытие Дональду Маклину, одному из знаменитых «кембриджских шпионов». Будучи преподавателем Высшей разведывательной школы, Барковский специализировался на истории советских секретных служб. Он внес свою лепту в рассказ об атомном шпионаже, не только осветив перипетии собственной жизни, но и добавив, что «по меньшей мере 10 британских агентов поставляли Советскому Союзу информацию об атомной бомбе». Некоторые из них, живущие до сих пор, так и не были раскрыты.