Охотница на Лис
Шрифт:
Которая, хмыкнув, дернула плечиком, прежде чем ответить:
— Да что бы ей сделалось? Я знаю такую породу — живучие, как тараканы. Их только тапком прибить можно. И то — стопроцентной гарантии никто не даст. И вообще — пойдем. Лекция начнется с минуты на минуту.
Поднимаясь по лестнице, ведущей ко входу, я спросила:
— А что с Игнатом?
Маринка дернулась, будто я её ударила, но после хмыкнула и нарочито небрежным тоном вернула мне вопрос:
— А что с ним? Бармен умер, а я и не в курсе? Какая досада.
Попросив у всех известных мне богов терпения, я ответила:
— Нет, он, насколько мне известно, жив-здоров. Просто…
Но Марина прервала меня. Шагая по мраморным ступенькам, та заявила:
— Аля, я совершенно о нем не думаю. Кто он вообще такой, чтобы я тратила на него своё время?
Остановившись возле двери, Андреева обернулась, глядя на меня с вызовом. Она словно ждала, что я начну её разубеждать, пытаясь вбить в её голову, что — нет, как раз о нём она и думала целыми днями. Но, разве так поступают подруги? Пытаются навязывать свое мнение, каким бы правильным оно ни было? Нет, мне всегда казалось, что их задача в другом — убедиться, что близкий тебе человек в порядке.
Так что, улыбнувшись, я спросила только:
— Ты уверена?
— Абсолютно! — безапелляционным тоном заявила Андреева, — Если этот индюк выбрал эту курицу Алину — флаг ему в руки, попутный ветер в спину и перо в задницу! Я мешать не буду! Могу даже подтолкнуть их лодку любви, чтобы она как можно быстрее отчалила от наших берегов. А теперь — может, уже пойдем? У меня от этих разговоров мигрень начнется раньше, чем прозвенит первый звонок.
Однако, не успела я толкнуть дверь, чтобы, наконец, войти в здание университета, как громкий визг тормозов заставил нас остановиться и обернуться на этот неприятный источник звука.
А дальше меня разорвало от двух совершенно противоположных желаний. С одной стороны, мне хотелось встать на защиту подруги и разбить подъехавшей черной иномарке лобовое стекло, чтобы её владелец, наконец, оставил Маринку в покое. А с другой я едва сдерживалась, чтобы не расхохотаться. Потому что, во-первых, быть всегда правой было уже даже скучно, а во-вторых, наблюдать за тем, как вытягивается лицо Маринки, было до безобразия забавно.
А вот Андреевой явно было не до смеха. Та смотрела на машину, окна которой были опущены, так что становилось ясно, что, кроме водителя, в салоне никого не было, и все краски, казалось, покинули её лицо. Подруга напоминала одну из тех статуй, которые стояли в музее — красивые, но очень неживые.
Игнат — все ведь догадались, что за рулем был он? — повернулся в нашу сторону и, глядя на Марину (скорее всего, ведь солнцезащитные очки он снять не додумался), произнес:
— Нам надо поговорить.
Его голос, громкий и отчетливый, разнесся по безлюдной улице — все остальные студенты уже давно разошлись по аудиториям. Это только нам заняться было больше нечем, кроме как торчать на крыльце и сверлить взглядом взрослого мужчину. Точнее, сверлила его Марина, я же посматривала на подругу с долей тревоги, готовая, в случае чего, броситься ей на помощь.
Подруга молчала, хотя Игната наверняка услышала. На неё словно реально какой-то ступор напал — она могла лишь с какой-то опаской смотреть на Игната и молчать.
Не дождавшись ответа, Игнат вздохнул и еще более твердо произнес:
— Садись в машину.
И снова — никакой реакции. Маринка продолжала молча таращиться на него, не делая ни шага в его сторону, но вместе с тем, не предпринимая ни единой попытки спрятаться от мужчины в стенах университета. Идея, если подумать, не такая уж и плохая — охрана на входе постороннего не пропустит. По крайней мере, не сразу.
В голову вдруг пришла мысль — а что, если Игнат хотел поговорить с Мариной по поводу того, что она помогла Алине закалить тело и дух? В конце концов, та вроде была его подружкой, так что такой вариант был более чем логичен. И все же — я не чувствовала, что от мужчины за рулем исходила какая-то опасность. Скорее, нетерпение. Потому что выполнять его просьбу-тире-требование Андреева явно не спешила.
А Игнат, явно еще больше заводясь, рявкнул:
— Сейчас!
И вот это на мою подругу подействовало. Поджав губы, она хмыкнула и, изящным движением откинув волосы за спину, неторопливым шагом направилась к машине, оставляя меня самую малость позади. Выглядела при этом Марина так, словно делала Игнату величайшее одолжение, и он должен был теперь до конца дней своих благодарить небеса за то, что она усадила себя любимую в его машину.
Уже открыв дверцу, Марина обернулась и послала мне молчаливую просьбу, которую я, как ни странно, поняла и кивнула. Разумеется, я отмажу её перед преподавателями. В конце концов, подруги и для этого тоже созданы.
Стоило Андреевой сесть и захлопнуть дверцу, машина резко сорвалась с места, увозя с её собой. Я же, услышав первый звонок, чертыхнулась и поспешила в аудиторию — учиться и за себя, и за подругу. Мысленно я молилась, чтобы Игнат ничего с ней не сотворил. Иначе ему пришлось бы иметь дело уже со мной.
*****
В машине Игната царила почти звенящая тишина. Мужчина даже радио не решился включить, поскольку ему казалось, что одно неосторожное движение могло привести к катастрофе. Девушка на соседнем сидении сидела с неестественно прямой спиной, будто проглотила палку, и смотрела перед собой. Она не спросила, куда Васильев вез её, и мужчина рассудил, что либо Марина ему очень доверяла, либо была нереально зла. И, ему пришлось признать, что, скорее всего, вторая версия была более вероятной.
Когда автомобиль затормозил перед высоким жилым зданием, Андреева, наконец, заговорила. Смерив постройку полным презрения взглядом, она процедила:
— Где мы?
— У меня, — также коротко отозвался Игнат, — Поговорим спокойно, без лишних ушей.
Рыжая фыркнула:
— Ты за кого меня принимаешь? Я к тебе домой не пойду! Меня воспитывали несколько иначе. И не оставаться наедине с малознакомыми, не вызывающими доверия мужчинами — первое правило, которое я выучила.
Васильев хмыкнул и кивнул: