Охотница на Лис

Малышева Анастасия Сергеевна

Когда Лис уже устал ломать себе голову, Аржанова неожиданно произнесла:

— Я не знаю свою семью.

Мужчина недоумевающе оглянулся на брюнетку:

— Что, прости?

— У меня нет никого, кроме Кати и Марины. Моя мама умерла, когда мне было шестнадцать — рак желудка, неприятная вещь. Отца я никогда не знала, и у меня есть смутное подозрение, что и матушка с ним не была особо знакома. А отчество — Юрьевна — дано мне было наугад. По крайней мере, ни она, ни Катя, никогда не рассказывали мне ничего про него. Да я и не интересовалась, если честно. Так вот, я не знаю, гордилась бы мной моя мама, или нет, потому что я никогда не делилась с ней своими планами на жизнь. Я до последнего не знала, чем буду заниматься, а в волонтерство подалась уже после того, как её не стало. Хотя, когда растешь в неполной семье — помогать учишься чуть ли не с пеленок, верно?

Аля перевела взгляд на Лиса, который слегка опешил от подобных откровений. Нет, они были ему лестны — хотя бы потому, что это значило, что девушка начинала доверять и открываться ему. Но Воронцов не умел поддерживать такие беседы. Это всегда было стезей его брата, который точно нашел бы, что ответить на подобное. Елисей же к этому оказался не готов.

Однако, чуть подумав, он понял, что на откровенность можно было ответить лишь одним — новой откровенностью. Чуть помолчав, он негромко сказал:

— Моих родителей не стало девять лет назад. Автокатастрофа, — пояснил он в ответ на вопросительный взгляд девушки, — Какой-то пьяный лихач не справился с управлением. В его машине, кроме него самого, было еще два человека. Все скончались на месте. Меня тогда даже не было в городе — я отдыхал с друганами на очередном фестивале. Позвонил Дан — мой брат — и я, бросив всё, примчался домой. Как будто мог что-то изменить, — невесело усмехнулся мужчина, — По сути, наверное, ничего не должно было существенно измениться. Я давно уже жил отдельно, звонил предкам раз в месяц от силы, приезжал и того реже. Они не были такой важной составляющей моего существования. И все равно, осознание, что я не смогу больше набрать их номер, а когда всё достанет — не смогу сорваться и приехать, чтобы пожаловаться отцу на жизнь и поесть маминых котлет… это убивало.

Елисей почувствовал, как маленькая женская рука коснулась тыльной стороны его ладони и лишь тогда понял, что сжал руку, которая не держала стакан с чаем, в кулак. Повернув голову, он поймал взгляд Али и ее мягкую, полную ободрения улыбку.

— Но у тебя был брат, — напомнила она негромко.

Воронцов кивнул:

— Да, был. Но ему было всего девятнадцать, он учился, получал знания, и всё это его, разумеется, потрясло. Я тогда снова переехал в родительский дом, чтобы присматривать за ним, и параллельно искать себя. Мы привыкли заботиться друг о друге еще в детстве, так что, хотя бы это не поменялось. Но факт остается фактом — успех пришел ко мне после того, как родителей не стало. И я тоже не знаю, что они сказали бы мне. Гордились бы, или сочли бы, что их сын занимается недостойным делом, поставляя людям бухло и развлечения?

— Я уверена, что гордились бы, — мягко улыбнулась Аля.

Девушка выбросила в ближайшую урну уже пустой стакан от какао и повернулась к Елисею, слегка неуверенно ему улыбаясь. А тот, до конца не осознавая, что делает, протянул руки и, обняв брюнетку за талию, осторожно притянул к себе. Он боялся, что Аржанова оттолкнет его, или попытается высвободиться, но нет — девушка, наоборот, шагнула чуть ближе, кладя руки его на плечи.

Елисей сходил с ума от осознания того, какую власть она над ним имела, с какой легкостью снимала с него все маски, слой за слоем, обнажая самую его суть. То, что изначально он счет за лёгкий флирт и очередное приятное, но кратковременное знакомство, стремительно перерастало во что-то большее. Что-то, о чем так любят писать в книгах и петь в песнях. Это напоминало наваждение, какую-то невероятно сильную потребность.

Прежде чем он смог остановить себя или даже подумать о последствиях, Елисей произнес, глядя Але прямо в глаза:

— Ты мне нужна.

Сказал — и тут же испугался, что в очередной раз всё запорол. Поддался импульсу, который будоражил его кровь, стоило ему оказаться в непосредственной близи от Али.

Девушка, вопреки ожиданиям, не стала ни возмущаться, ни морщится. Нет, она словно поймала какой-то свой, игривый настрой, и приподняв бровь, с усмешкой поинтересовалась:

— На…?

Она словно протягивала ему спасательный круг, уговаривая вылезти из этого болота, и не тащить туда же и её. По-хорошему, Воронцову стоило им воспользоваться, поскольку для подобных признаний было слишком рано. Но Елисей был не из тех, кто врубает заднюю, стоит страху показать свою уродливое жало. Поэтому, поймав её взгляд, мужчина твердо произнес, заканчивая мысль Аржановой, и тем самым, обрезая им обоим пути к отступлению:

— …всегда.

*****

От этого короткого и такого простого слова у меня буквально оборвалось всё внутри. Серьезно — словно кто-то невидимыми ножничками перерезал все ниточки, которые должны были держать вместе органы, мысли, чувства, и всё это бесформенной кучей свалилось к моим ногам. А сама я осталась стоять лишь потому, что меня держали крепкие руки Елисея. И его взгляд — серьёзный до мурашек, и такой глубокий, что он, наверное, видел меня насквозь.

Я смотрела на него — и всё еще не могла понять, что ему было нужно от меня. Ведь мы были такими разными. Я — простая девчонка, вечный волонтер, всегда в тени, из тех, про кого говорят «принеси-подай-иди и не мешай». А он — у него было всё. Иногда такой холодный, циничный, расчётливый. В его голове всегда были лишь деньги, и он из каждого дела пытался извлечь выгоду. Мы были совершенно разные, с диаметрально противоположными ценностями, и чаще всего всё, что он говорил, вызывало во мне приступы раздражения.

И тем не менее — вот он, стоял передо мной, и говорил, что я ему нужна. Зачем? Думаю, он и сам не знал. Это было понятно по тому, ка долго он собирался с силами, прежде чем выпалить это. Как глубоко дышал, словно перед затяжным прыжком. Как с замиранием ждал моего ответа, словно от него зависела вся его дальнейшая жизнь.

А я…я была в смятении. Какого черта я вообще оказалась тогда в этом клубе?! Сидела бы себе спокойно дома — и не пришлось бы забивать себе голову всем этим. Но уже было ничего не исправить — этот мужчина вошел в мою жизнь, со всеми своими пожитками. Расположился в моей маленькой квартирке, под названием «душа», завалился на диван и закинул ноги на журнальный столик, попутно смахнув с него журналы «Как держаться подальше от отношений», «Все мужики сво…» и «Пособие для будущих старых дев». И самое интересное — он, судя по всему, даже не подозревал о своей новой прописке.

Должна ли я была сказать ему об этом? Или стоило еще немного помаривановать его, оставив томиться под крышкой ожидания? Ох, Мариночка, твои советы мне бы в тот момент ой как пригодились.

Молчать вечно, к сожалению, тоже не было вариантом. Поэтому, я сказала то, что думала, удивившись тому, насколько жалким и неуверенным был мой голос:

— Я не знаю, что на это ответить.

Елисей, выдохнув с явным облегчением (видимо, ждал, что я закачу скандал), лукаво улыбнулся и произнес: