Охотница на Лис
Шрифт:
Как они оказались в спальне — Аля не помнила. Видимо, слишком утомилась, захваченная врасплох новыми эмоциями. Либо же — что более вероятно — она просто заснула, разморенная любовью, и Воронцов отнес её в постель. Тем не менее, открыв глаза, брюнетка поняла, что голова её покоилась на мягкой подушке, а обнажённое тело укрывало тёплое одеяло. А напротив, глядя ей прямо в глаза, лежал Елисей.
Мягко улыбнувшись, девушка хриплым голосом произнесла:
— Доброе утро. — Доброе, — ответил ей шепотом Лис. — Почему шепчешь? — тоже понизила голос Аля.
Моргнув, Лис чуть подумал, и признался: — Спугнуть боюсь. Аля засмеялась так красиво, что у Лиса заныло сердце. Если бы ему дали тысячу дней и тысячу ночей, он всё равно не насмотрелся бы — на длинные растрёпанные волосы, на длинную шею, на сонные морщинки вокруг глаз, на лёгкий румянец смущения, тронувший щёки, на отпечаток подушки чуть ниже скулы. На губы — распухшие ещё ярче, чем обычно, словно всё ещё хранящие с ночи его прикосновения и его тепло. Тугой комок, вставший в горле, Елисей проглотил почти привычно. Возможно, в прошлой жизни он спас целую вселенную — и уничтожил другую, раз в этой Бог благословил-проклял его этой любовью. Невозможной. Невыносимой.
Но вместе с тем — такой яркой, эмоциональной, и столь желанной. Ему не всегда так… сносило голову. Обычно он мог контролировать себя — хотя бы немного. Но, когда Аля была рядом, так близко — такая податливая, сонная, тёплая, такая затроганная-зацелованная, ИМ зацелованная… Теперь, когда Аля такая ЕГО. Каждым сантиметром тела.
Та ночь стала — нет, не самой счастливой в его жизни, потому что Елисей понимал, что было и будет еще много всего, что заставить его подумать так. Но последние сутки определенно заняли особое место в его личном списке хороших дней. И дело было не в сексе — его, в конце концов, получить можно было в любое время суток. Нет, истинная причина его счастья крылась в другом — в том единении душ, которое он ощутил, когда Аля отдалась ему целиком и полностью, без остатка. В том, какое умиротворение он ощутил после, прижимая к себе девушку и позволяя себе провалиться в сон. В том, какими глазами она смотрела на него, едва распахнув глаза. В них не было ни сожаления, ни недовольства — лишь радость и тепло. Лису почти больно от того, что чувства не умещались внутри сердца и рвали его на части. И он в который раз при этой девушке не побоялся проявить слабость. Потому что знал — она поймёт его. — Боюсь, — тихо повторил он, — Так боюсь, Аля. Тёплая девичья рука накрыла его руку, крепко сплетая пальцы. — Не бойся. Не спугнёшь. Ему хотелось верить…
глава двадцать первая
Глава двадцать первая
Можно ли от счастья умереть? Просто не вынести этого чувства, потому что сердце человеческое слишком слабое по своей природе и его просто разрывает от переполнявших чувств? Нельзя? Отлично. Потому что это была бы самая нелепая смерть. И на моём надгробии написали бы «Померла от слишком большого количества поцелуев и секса».
Но так и было. Я провела у Елисея все выходные, и это действительно было самое лучшее время в моей жизни. Беззаботное, полное смеха, поцелуев и любви. Как в песня поется — «Любовь витает в воздухе». Вот тоже самое было и у нас. Это были два дня полного и абсолютного счастья. Ничем неприкрытого, и такого искреннего, что мне казалось, посмотри на нас кто со стороны — и у него заслезились бы глаза от света, что исходил от нас.
Марина фатально ошибалась насчёт того, что первый раз не кроет за собой ничего особенного. Для меня он был именно таким — от начала и до самого конца. Самый прекрасный, волнующий и запоминающийся опыт. Первый, второй, да и третий тоже…ну, в общем, вы поняли.
Завтракали мы на балконе — Елисей, как и обещал, показал мне рассвет. Обед мы упорно пропускали, слишком поглощённые друг другом. Я с упорством и любознательностью исследователя изучала любимое тело, и Воронцов охотно позволял мне это делать, сам занятый ровно тем же самым.
С удивлением я обнаружила, что у меня есть сексуальный аппетит. И, как оказалось, он был немаленьким. Марина, услышав подобное, обязательно вставила что-то в духе «конечно, за двадцать с хвостиком лет нагуляла». Но к счастью, её с нами в те выходные не было, иначе было бы, наверное, малость неловко. Потому что вели мы себя слегка развязно. Серьезно — рамки приличий были стёрты и мы творили такое, что даже при воспоминании об этом мои щёки наливались румянцем. От смущения и удовольствия.
В общем, впервые в жизни мне не хотелось, чтобы выходные заканчивались и наступал понедельник. Но, к сожалению, жизнь за пределами квартиры Елисея продолжалась, и нам приходилось вписывать себя в её ритм. Так что, романтичный уикенд пришлось закончить. И утром в понедельник Елисей отвез меня в университет.
Правда, расставаться нам всё равно не хотелось, и еще минут пятнадцать мы провели в его машине. Чем мы там занимались? Да уж не крестиком вышивали! Когда от поцелуев и нехватки воздуха у меня уже начали гореть губы и лёгкие, я была вынуждена отстраниться.
— Мне пора, — шепнула я, чуть отодвигаясь.
— Ты уверена? — тоном змея-искусителя спросил Воронцов, — Один день ведь можно и прогулять…
И как бы сильно мне не хотелось плюнуть на всё и позволить мужчине увести себя, я покачала головой:
— Никак. Сегодня важный день. Как и любой другой, конечно. Но не за горами сессия, а мне еще нужно обсудить с куратором свой диплом и курсовую работу. В общем…
Елисей мягко рассмеялся:
— Я понял. Очень много важных студенческих забот. Тогда, может быть, мне забрать тебя вечером? После работы.
Я с улыбкой кивнула:
— Было бы замечательно. Только сегодня — никаких ночёвок. Мне нужно показаться дома.
— Это мы обсудим уже вечером, — усмехнулся Лис, — Всё, беги, студентка. А то опоздаешь из-за меня.
Подарив ему на прощание еще один поцелуй и почувствовав, как всё тело запротестовало, требуя продолжения банкета, я всё же выбралась из машины. Время уже подбиралось к восьми тридцати, так что мне пришлось поспешить. В аудиторию я почти забежала и, сразу же найдя глазами рыжую макушку Марины, поспешила занять место рядом с ней.
Стоило мне посадить свою пятую точку, как Андреева мигом повернулась ко мне:
— Ну, — поиграла она бровями, — Что скажешь? Или покажешь?
Разумеется, я знала, что этот разговор состоится. Более того — будь я на месте Марины, сама бы тут же начала засыпать её вопросами. Потому что подруги всегда делятся такими важными моментами своей биографии. Тем не менее, мне не хотелось просто начать вываливать перед ней подробности своего уикенда. От идеи сфотографировать голого Елисея и без лишних слов отправить фото подруге я тоже отказалась.
Лис, который прекрасно понимал, что мы с Мариной перемоем ему все косточки, предлагал еще пару вариантов, но в итоге мы с ним сошлись на том, что показался нам наиболее лаконичным. И мы решили, что подруга оценит этот жест.
Так что, усмехнувшись, я молча достала из сумки коробочку от её «подарка» и положила перед ней. Марина, удивленно приподняв брови, открыла чуть помятую упаковку и, заглянув внутрь, присвистнула:
— Один?! Тут их было штук десять, не меньше!
— Двенадцать, если быть точной, — поправила я Андрееву, прикладывая все свои силы, чтобы не покраснеть, — Елисей попросил передать, что он оценил твой презент.