Охотница за душами

Холод Корин

— Шёл бы ты далеко на хер, — устало сказал Олег и дал отбой. Потом достал себе ещё пива, поставил на телефон режим «в полёте» и перебрался в кресло в гостиной. В который раз задумчиво осмотрел прямоугольное пятно на потолке, явственно выделявшееся свежей штукатуркой.

«Вот интересно, что такого можно было сделать с потолком? Хотя, не всё ли равно. Пятно изначально могло быть любой формы, просто решили сделать ровненько. Если это было пятно».

В дверь позвонили. Олег с тяжёлым вздохом встал, размышляя, что если это Славик, то вторая за месяц драка — это уже перебор. Подошёл к двери и заглянул в глазок. На площадке мялись две женщины неопределённого возраста: всё, что угодно, от тридцати до

пятидесяти.

— Что надо? — через дверь спросил Олег. Бредовая ситуация и выпитое пиво вежливости ему не добавили.

— Здравствуйте, мы хотели поговорить с вами о Боге… — затянула одна из незваных гостий. Олег набрал воздуха в лёгкие, чтобы высказать проповедницам всё, что он думает о Боге, Дьяволе, Ктулху и Кецалькоатле, но тут сверху раздался фирменный склочный старушечий голос:

— А ну пошли отсюда на хрен, курицы щипанные!

Олег перевёл дух. Баба Женя, неусыпный страж нравственности и порядка, вышла на тропу войны. Неизбежный бич любого подъезда в спальных районах, согбенная, но крепкая старушка Евгения Михайловна, по традиции, давала фору любому орлу в зрении, собаке в чутье и ангелу Господнему в соблюдении морали. Олега она по каким-то не очень понятным причинам уважала, видимо, после того, как застала его вытирающим влажной тряпкой лестничную площадку: Олег грохнул перед своей дверью трёхлитровую банку сока, а отсутствие дворников гарантировало на следующее утро прилипающие подошвы. Тем временем на лестнице набирал обороты классический многоголосый скандал с привлечением в свидетели литературных источников и соседей.

— Правильно вашу церкву погану грохнули о третьем годе! — бушевала баба Женя. — Сами в херню веруете и других заставляете, деньгу с них тянете и мозги канифолите. Слой за слоем! От Олежкиной двери подите, он парень приличный, не то, что некоторые. Вон, на первый этаж двигайте, черномазых да алкашей в веру свою погану обращать!

— Господь говорит прощать…

— Тебе он, что ли, говорит? Он тебя разве что подальше пошлёт, да ты и не услышишь! А Егова твой поганый только говно всякое в уши льёт.

— А вы…

— А я буддистка, — веско припечатала баба Женя, и Олег за дверью поперхнулся пивом. — И мне смирение надлежит. Но ежели через три минуты ваши рожи тут ещё будут уродовать интерьер и нарушать фэньшуй, я вам Содом и Гоморру устрою! Не дожидаясь нирваны.

Олег отполз от двери, сгибаясь пополам от хохота и утирая набежавшие слёзы.

— Буддистка, надо же… — отдуваясь просипел он. — Однако, что ж тут за «церкву» такую «грохнули»? О третьем годе… значит, три года назад.

Заняться было нечем, и Олег вернулся к тралению виртуальной сети. Пятнадцать минут поисков дали ему занимательную информацию о «беззвучном взрыве» в церкви Свидетелей Иеговы, стоявшей, оказывается, чуть ли не под самыми окнами. Никто из очевидцев не слышал ничего, кроме грохота рушащегося здания, которое сложилось, как карточный домик, без всяких видимых причин. Эксперты так и не смогли дать достойного заключения, и всё списали на некачественные стройматериалы. Жертв происшествие не принесло, так что заметочка была маленькая.

— «Жертвы есть? Нет, пока просто горит», — процитировал по памяти Олег и почесал в затылке. Впереди была прорва свободного времени и никаких целей. Он задумчиво покосился на странную визитку, которую так и не удосужился выбросить.

— Или скататься, что ли? — неуверенно пробормотал он, поразмышлял несколько минут и полез в карман. — Орёл — еду. Решка — напьюсь. С тоски, — твёрдо сказал он сам себе и подбросил монетку.

* * *

— Доктор Штекльбак, пройдите, пожалуйста, в сто восемнадцатую палату, — мягкий голос по громкой связи застал доктора Гюнтера Штекльбака застёгивающим штаны в туалете его личного кабинета.

— А куда я ещё могу пройти? — тихо пробормотал доктор, затягивая ремень и подходя к раковине.

Молодой, по меркам медицины, доктор получил кабинет

и весьма внушительную зарплату, благодаря причине, о которой в баварской клинике «Бад Айблинг» предпочитали не распространяться. Да и сам доктор Штекльбак, восходящее светило нейрохирургии, не любил даже думать о том, что ему платят сумасшедшие деньги только за одного единственного пациента. Вот уже третий год. И ладно бы то, что пациент один! Гюнтера доводил до отчаяния тот факт, что его больной был безнадёжен. Согласно всем писаным и неписаным законам, он должен был умереть. Ещё год назад. Этого не произошло. Травматическая кома третьей степени более двух лет, тяжёлые повреждения ЦНС, живой труп, растение, не более того, но пациент упорно цеплялся за жизнь. Гюнтер мысленно сплёвывал каждый раз, заходя в проклятую сто восемнадцатую палату. Русские рассказали ему анекдот про стоматолога, ругающего сына, который вылечил всех пациентов папы. Да, на этом пациенте Штекльбак сделал почти состояние, защитил три работы, и наклёвывалась четвёртая, но всё это было отнюдь не смешно. Противно. И вот, пожалуйста: опять вызов.

— Доктор Штекльбак, немедленно пройдите в сто восемнадцатую палату, — голос по-прежнему был мягким, но Гюнтер застыл на мгновение, а затем, не вытирая рук, бросился вон из кабинета. На поясе разрывался писком бипер. «Немедленно» в сочетании с этим писком, означало, что происходит нечто, требующее срочного вмешательства лечащего врача.

«Неужели всё-таки конец», — билось в голове Штекльбака, пока он летел по коридору, огибая немногочисленных сестёр и врачей. — «Неужели этот позор моей жизни, наконец, завершён?»

Он ворвался в палату, едва не споткнувшись на пороге.

— Что? — коротко бросил он медсестре и в то же мгновение увидел, «что». Ритмы ЭЭГ на мониторе стремительно приходили в норму. Дыхание пациента чуть участилось.

— Доктор, — лицо медсестры светилось, — он приходит в себя.

— Это невозможно, — пробормотал Гюнтер Штекльбак, и в эту момент пациент открыл глаза. Вернее, один уцелевший глаз.

— Где я? — спросил он слабым голосом. — И какого чёрта я так хочу жрать?

Его не поняли. Пациент, в отличие от всего персонала клиники, говорил по-русски.

Глава третья

— в которой, с одной стороны, присутствует некоторый синопсис, а с другой, повествование продолжает развиваться.

Собрание смотрелось несколько странно. Семь человек в огромном рабочем зале на полсотни столов сидели широким кругом. Три начальника отделов, старшие оперативных групп и один человек, официальный статус которого в Агентстве звучал как «специалист по связям с общественностью», но к мнению которого с уважением прислушивались все. Тем более, что его деятельность выходила далеко за рамки, очерченные статусом. Это был молодой, не старше двадцати пяти — двадцати семи лет блондин, рядом с которым незнакомые люди часто испытывали острый приступ комплекса неполноценности. Никто в Агентстве не видел Александра Евгениевича Светлова с растрёпанными волосами, в одежде, отличной от классического костюма-тройки, или без трости. Аккуратный, исполнительный, велеречивый и загадочный, Александр Евгениевич придавал работе неповторимый шарм. Хотя куда уж дальше. Любой визит этого специалиста в «правильный» офис на Петроградской стороне вызывал бурю эмоций у сотрудников обоих полов. Настоящего возраста, происхождения и всех способностей господина Светлова не знал никто. Если трио начальников отделов, использующих позывные вместо имён, давно стало чем-то родным и привычным, то Александр всегда стоял чуть особняком от всего коллектива. Без сомнения, существовало несколько сотрудников, с которым Светлов поддерживал нечто, похожее на дружбу, но в эти отношения никто не решался влезать, тем более, что упомянутые сотрудники относились только к старшему звену.