Охотницы
Шрифт:
— В S`ith-bhr`uth.
Неудивительно, что все здесь выглядит так непривычно. Мы в реальности фей. Я вытаскиваю из кобуры электропистолет, теперь уже в любой момент ожидая угрозы от фейри.
— И почему ты решил привести меня сюда? — спрашиваю я, вглядываясь в ряды деревьев и готовясь ответить на любое движение спуском курка.
— В S`ith-bhr`uth есть несколько реальностей, Кэм, — говорит он. — Эта раньше была нейтральной землей, единственным местом, где не допускались любые конфликты. — Он оглядывается на озеро. — Можешь убрать оружие. Мы здесь
Меня это не убеждает.
— Я знаю, как это работает, МакКей, — отвечаю я. — Я слышала истории. Фейри приводят людей на время, которое кажется несколькими часами, а когда возвращают, оказывается, что в человеческом мире прошли годы.
Киаран улыбается.
— Я буду вести отсчет времени, и ты окажешься дома к утру.
С покорным вздохом я отправляю пистолет обратно в кобуру. Мои ботинки утопают в мягком песке у воды.
— Ладно. Так что находится за этим озером?
— Две самые большие территории — Благие и Неблагие. Они заброшены уже две тысячи лет. — Он хмурится, словно припоминая нечто давно забытое. — После войны сохранились лишь те s`ithichean, что относились к меньшим реальностям, отказавшимся сражаться. Большинство миров пересеклись с человеческой реальностью после того, как остальные были заключены.
И из них появились те твари, которых я убиваю почти каждую ночь. Самые сильные феи оказались в тюрьме, а более слабые, одиночные фейри, решили подбирать людей по собственному вкусу. Организовали настоящий банкет. Неудивительно, что им не хочется оставаться в S`ith-bhr`uth.
— Что случится с этим местом?
— Полагаю, плененные в холмах вернутся в свои родные реальности, если мы не сможем вновь заключить их под городом.
Если мы проиграем, хочет он сказать. Я не разрешаю себе об этом задумываться. Потому что стоит позволить, и ноша моя станет тяжелее, чем я сумею удержать, бремя раздавит меня. Нас двое против сотен, без возможности эвакуировать город. И только мы стоим между фейри и полным разрушением. Сама мысль об этом вызывает желание бежать и никогда не оглядываться.
— Тебя это не беспокоит? — спрашиваю я. — Разве мы не должны искать печать или накапливать оружие? Мы должны сейчас готовиться, МакКей, а не тратить драгоценные часы человеческого мира на прогулки у озера.
Киаран смотрит на меня отстраненно, как всегда.
— Я побывал во многих битвах, Кэм, порой худших, чем та, которая нас ждет. Знаешь, какой жизненно важный урок я сумел усвоить?
— Какой? — раздраженно интересуюсь я.
Он слегка наклоняет голову, указывая на окружающую нас красоту.
— Нужно вбирать каждый спокойный момент. Вдыхать в себя красоту, чтобы память о ней стала частью нашей сути. Иногда другой опоры не остается. И я привел тебя сюда, чтобы дать это.
Интересно, какие воспоминания поддерживают Киарана, с чего он пожелал сделать подобное для меня? Он всегда был беспощаден на тренировках, ни разу не дал мне повода подумать, что он может испытывать почтение к спокойствию.
Я снова хочу задать вопрос о прошлом Киарана, о женщине, которую он когда-то любил, но, наблюдая за ним, решаю этого не делать. Он печально смотрит куда-то за озеро, и эта его печаль перекликается с моим горем. Иногда воспоминания, за которые мы держимся сильнее всего, — те же, что приносят нам больше всего боли.
— Почему ты не вернулся в свою реальность?
Киаран заметно напрягается.
— Дальше этого пляжа я не могу пройти.
— Пляжа? — Я смотрю на приветливую воду, которая светится таким теплым и живым оттенком бирюзы, что напоминает описания Средиземного моря. — А что случится, если ты зайдешь дальше?
Печаль мелькает на его лице. Если бы я не приглядывалась так внимательно, то пропустила бы ее.
— Я умру.
Меня удивляет этот ответ.
— Как? Почему?
Его маска возвращается на место, упрямая и непроницаемая.
— Это жертва, которую я принес, Кэм. Я никогда не смогу вернуться туда.
Я отступаю на шаг, прежде чем успеваю задать очередной вопрос. Мне хочется сказать что-то ободряющее, но это выглядит слишком высокомерным — утешать того, кто так долго жил и из первых рук знает, насколько жестоким бывает мир. Иногда слова просто бесполезны.
Я опускаюсь на песок и наклоняюсь вперед, чтобы прикоснуться к воде, но замираю — не хочу казаться бесчувственной. Это было бы несправедливо по отношению к Киарану.
— Продолжай, — говорит он. — Я не против.
Я улыбаюсь и легонько касаюсь поверхности воды. Прикосновение моих пальцев тревожит водную гладь, посылая по всему озеру мягкую рябь, сияющую, как ветвистые молнии. Как странно и как красиво…
— Ты никогда не рассказывал, как смог избежать ловушки под городом, в которую попали другие, — говорю я.
Киаран устраивается рядом со мной на песке и скрещивает длинные ноги.
— Это не слишком интересная история.
Я опускаю руку в прохладную воду и шевелю пальцами в гладком, сияющем песке дна. Мне нравится, как он скользит по ладони, как мерцает, словно звездный свет. Мы молчим, глядя, как рябь расходится по поверхности озера. Я делаю то, что советовал Киаран, и позволяю себе вспомнить время до всего этого, до нашей встречи.
Я думаю о доме, о прошлом. О том, как называла созвездия в ясные ночи. О весне, когда вереск расцвечивал наш сад. О путешествиях в отцовскую загородную резиденцию за Сент-Эндрюс. Как в те беззаботные дни мы лежали с матушкой на траве и смотрели на облака, с головокружительной скоростью проносящиеся по небу.
Матушка раньше видела в облаках очертания цветов. Она замечала подснежники, примулы и ирисы — думаю, потому, что это были ее любимые цветы. И пока она видела в небе цветущий сад, я видела… только облака. Из нас двоих я всегда была реалисткой.
— МакКей, — говорю я, — как ты думаешь… если бы я никогда не надевала сейгфлюр, я была бы нормальной? — Я снова провожу пальцами по поверхности воды. — Как моя мать?
— Ее способности не были разбужены, поэтому она никогда не ощущала тяги к охоте на s`ithichean. — Киаран качает головой. — К несчастью, разлом печати наверняка прервал бы любую возможную для тебя нормальную жизнь. Ты все равно сражалась бы. У тебя никогда не было выбора.
Охота на фей всегда была единственной вещью, над которой, я думала, у меня полнейший контроль. Я решала, когда, где и как они умрут. Я выбирала оружие и то, как долго буду наслаждаться боем, прежде чем наконец решу прервать их жизнь. Но теперь я знаю истину, настоящую причину, по которой охочусь.