Охотницы
Шрифт:
— Что смешного?
Киаран выпрямляется.
— Когда ты схватилась за пистолет, я не думал, что ты действительно в меня выстрелишь.
Я улыбаюсь.
— Разве не ты говорил, что не стоит вытаскивать оружие, если не собираешься им воспользоваться?
— Так ты все же слушаешь, что я говорю!
— Когда мне это полезно.
Киаран в очередной раз удивляет меня скоростью, с которой движется, отталкивая мой стул от стола. Затем он нагибается ко мне.
— Это развеселило меня в первый раз, но
Я отвечаю таким же взглядом.
— Сломай мой пистолет, и у меня останется примерно пятнадцать других видов оружия, которые смогут выстрелить не хуже.
Он улыбается медленно, соблазнительно.
— Я знал это с того дня, когда вытащил тебя из реки.
— Что именно?
— Что ты всегда будешь бросать мне вызов.
Не в силах вынести напряжения во взгляде Киарана, я отворачиваюсь, чтобы присмотреться к его ране. Ожог на ладони уже заживает, фигура Лихтенберга медленно исчезает с его руки.
Я хмурюсь, когда похожий на папоротник рисунок открывает клеймо на внутренней стороне его запястья. Не помню, чтобы видела это раньше. А может, я просто не уделяла Киарану достаточно внимания, чтобы его заметить. Очертания клейма вплавились в его кожу, шрамированная плоть вздыблена рубцами. Замысловатая вязь завитков — тонких, изысканных, переплетающихся друг с другом. Кто бы ни придумывал рисунок, он уделил много внимания деталям. Очертаниям, которые я не могу определить, и символу, которого никогда не видела.
Лишь металл фей может оставить им постоянный шрам — и даже он ненадолго. Чтобы оставить подобные шрамы, линии должны производиться раскаленным добела клинком, снова и снова. Боль при этом наверняка была невыносимой. Завороженная, я прикасаюсь к клейму.
Киаран хватает меня за руку.
— Что ты делаешь?
— Твое клеймо… Что оно означает?
Что-то мелькает в его глазах — эмоция, которую я не могу распознать. Миг спустя она исчезает. Он отпускает меня.
— Оно больше ничего не значит.
Я начинаю понимать, насколько нас определяют наши секреты. Несколько дней назад мы охотились вместе и затем возвращались к обычной для нас жизни — такие же, как всегда. Теперь наши границы блекнут, и мы хватаемся за те немногие секреты, что нам остались, потому что обнажать свою душу перед кем-то куда сложнее, чем притворяться.
— Ладно, — спокойно говорю я, вырывая руку.
Словно осознав, что выдал свои эмоции, Киаран выпрямляется и смотрит на меня сверху вниз.
— Пойдем со мной.
Я моргаю.
— Куда?
— Тебе обязательно обо всем расспрашивать?
— Айе, — говорю я. — Мне нравится бесить тебя при каждой возможности.
Уголки его губ дергаются вверх.
— Я заметил.
Глава 26
Мы молча сидим в орнитоптере, который я веду по чистому ночному небу. Холодный ветер здесь, наверху, обжигает кожу, и я плотнее заворачиваюсь в шерстяной плащ. Моя рука спокойно лежит на руле, а я наблюдаю, как под нами проплывает земля. Мы парим над деревней за городом, где все неподвижно и тихо. Редкие дома можно различить лишь по бледному свету свечей, проникающему сквозь окна во тьму фермерских земель.
Киаран не сказал ни слова с тех пор, как мы покинули площадь Шарлотты, словно чувствует, насколько сильно я хочу спросить его о девушке, которую он любил, и о том, что с ней случилось.
Я оглядываюсь, рассматриваю черты его лица, его печальное выражение. Пытаюсь представить его нераскаявшимся монстром, как те феи, которых я убиваю. Что в ней было такого, что заставило его измениться? Никогда бы не подумала, что s`ithichean способны влюбиться в людей. Хищники не влюбляются в свою добычу.
Прежде чем я решаюсь задать вопрос, Киаран говорит:
— Посади нас здесь, у этой унылой резиденции.
Я гляжу вниз через руль.
— Дворец Далкейт?
Он кивает, и я выворачиваю руль, кружа над поляной, пока не нахожу идеальное место для посадки. Вот там, за рядом деревьев, которые заслонят нас от взглядов из окон дворца, если кто-то внутри решит выглянуть, пока мы будем находиться здесь. Наш аппарат мягко опускается на землю, и я тяну рычаг, чтобы убрать крылья.
— Мы же не собираемся туда вламываться, правда?
Киаран с отвращением смотрит в направлении дворца.
— Я не в силах представить, что это место может оказаться достойным проникновения.
— Возможно, у его светлости есть пустые вазы на одной из множества каминных полок, — сухо говорю я. — Которые ты можешь стащить на замену тем, что случайно разбил в моем доме.
— Это не было случайностью. Я решил, что они мне не нравятся.
Киаран спрыгивает с орнитоптера и уходит.
Я тороплюсь за ним, мне приходится почти бежать по траве, чтобы приноровиться к его широким шагам. Мы направляемся сквозь ряды деревьев к грунтовой дорожке перед фасадом дворца. Это высокое, величественное здание — совсем не унылое, как на мой взгляд, — сложенное из песчаника, с огромным количеством высоких окон. Печные трубы стремятся в небо с высокой крыши, и их количество намекает на разнообразие комнат внутри, но дым поднимается лишь из одной, в дальнем конце дворца. Значит, кто-то дома. Запах горящего дерева слабо чувствуется в воздухе, пока я спешу за Киараном по лесистой посадке вдоль восточного крыла.
Мои ботинки с хлюпаньем месят грязь, когда я пытаюсь аккуратно огибать и переступать древесные корни.
— Есть ли надежда услышать от тебя, куда мы идем?
Улыбка Киарана видна даже в сумраке под деревьями.
— Ты действительно ненавидишь неизвестность, верно?
— Когда ты держишь меня в неведении, обычно случается что-то плохое. К примеру, мне приходится драться с двумя красными колпаками.
— Ужасных последствий не было, — отвечает он, оглядываясь на меня. — Ты выжила с минимальными повреждениями.