Охотник на творцов
Шрифт:
С этой же точки, через несколько провалившихся перекрытий открывался вид на первый этаж, если точнее зал крематория. На месте, где должна находиться печь, пылал яркий синий огонь… Очень нехороший, неестественный огонь, в который вглядывался Брут. И я почему-то поверил, что это пламя сможет сжечь моего воображаемого товарища.
И третьим пунктом — рисунок старца в греческой тоге с длинной окладистой бородой. Вокруг него выведены слова, вероятнее всего на древнегреческом — не силён я в нём. Причём рисунок выполнен в алых тонах — кровью… Нет, не человеческой, а кошачьей. Распотрошенные трупики
Мерзость… кровь не должна давать дополнительных свойств рисунку, тексту или любому произведению. В теории… Вот только обыватели верят в обратное, а Вера в нашем деле всё!
И что хуже всего, рисунок выведен на стене, до которой не добраться — отсутствовало несколько пролётов бетонных блоков пола. Мне даже стало интересно, как художники туда забрались, причём не где-то с краю, а прямо по центру стены? И главное: зачем?
— А ты не особо гостеприимный хозяин, Радамант, — подумав, я уселся в позе лотоса в точке с наилучшим обзором. Благо повезло, и рядом нашлось несколько замызганных коробок, оставшихся после вездесущих бомжей. Брюкам, с трудом пережившим погоню, теперь точно конец, но хотя бы не так холодно. — А если я откажусь выбирать? Что тогда?
— Если ты двинешься спасать девушку, то умрёт зверь. Если направишься к зверю, то умрёт девушка. Но ты можешь спасти их, если принесёшь себя в жертву, смертный.
— А если я просто попытаюсь уйти? Если кто-то придёт мне на помощь? Или я останусь здесь сидеть до… ну, не знаю, долго? Очень долго.
— Уйти ты не сможешь. Я не могу влиять на тебя, смертный, но мои подсудимые сумеют тебя остановить. Я уже привёл их ко всем дверям и окнам первого этажа. Но даже если ты сумеешь вырваться, то это означает — ты, смертный, бросил своих спутников, и они будут оба приговорены к гибели. Если кто-то придёт на помощь, то я проведу и над ним суд. А если кто-то окажется подобным тебе, смертный, то мои подсудимые вас остановят. Либо умрут, пытаясь это сделать, как и ваши спутники. А ожидание… люди не вечны, смертный. Кто-то не выдержит, вероятнее всего девушка, и выбор будет сделан. Решай.
— Ясно, — всё внимательно выслушав, кивнул я, с трудом сдержав зевок — от пафоса начинало клонить в сон, единственное, лёгкое раздражение от повторяющегося “смертный” стимулировало. Для поддержания диалога уточнил: — Могу я узнать, кто подсудимые, о которых ты упомянул?
— Люди, призвавшие меня в этот мир. Студенты-историки, что пытались с моей помощью выучить экзамен… И бандиты, приходившие сюда изо дня в день. Их души не были светлыми, и по этой причине я взял их себе, чтобы они охраняли меня и исполняли мою волю до тех пор, пока не искупят тьму в душах.
Я опять кивнул. Всё логично. Без Веры сущность сразу развеется, оттого он забрал “везунчиков” себе — вероятнее всего, в подвал. Вот к чему приводит жажда халявы и отсутствие знаний! Не надо баловаться тем, чего не понимаешь! Вера детям не игрушка! Тем более, замешанная на истории и мифологии.
Но куда важнее: что делать с выбором? В историях выбор определяет героя. Выбор — это то, ради чего и создаются произведения. Выбор нас учит принимать решения и сталкиваться с последствиями. Они нас развлекают. Они заставляют чувствовать. Они — суть истории. Вот только проблема: ни один из представленных вариантов мне категорически не нравился!
— Прежде чем я определюсь, хочу уточнить несколько нюансов. Надеюсь, вы признаёте, что опрометчиво решать всё сходу?
— Разумеется. Это мудро. Я внемлю тебе, смертный.
— Для начала, я хочу узнать, кто дал право тебе судить?
— Пантеон древнегреческих богов признал мою мудрость и даровал право судить души умерших, прежде чем направить их по пути в мире загробном.
Аргументы, в которых участвуют боги, лучше не оспаривать. А вот остальные ещё можно попытаться скорректировать. Вспомнилась шутка Блэкджек: в чём похожи молодой искусственный интеллект и недавно призванное существо? В частых логических ошибках! Призванные существа, особенно на начальных этапах, очень сильно привязаны к догматам своих произведений.
Вот только, сильный минус данного существа: призвавшие студенты-раздолбаи могли сильное исказить изначальный образ своими представлениями! Придётся учитывать это, ибо аспект с “карать” меня смущал. Есть и плюс: обычно такие существа довольно быстро возвращаются к исторически сложившемуся образу — так сказать, фоновая Вера производит настройку до базовых значений. Жаль только, у этого создания история не однозначна! Но обучаются такие сущности быстро… вот только плюс это или минус, не совсем понятно.
Как бы то ни было, восприятие бытия подобных сущностей часто входят в диссонанс с реальностью, ибо в их родных “историях” много “условностей”. На возникающих в связи с этим противоречиях можно пытаться играть.
— Уважаемый Радамант, вы ведь понимаете, что сейчас находитесь в мире живых?
— Да. Вы — смертные люди, ещё не прошедшие свой путь.
— Тогда вам не кажется, что вы рано начали судить людей? Мы ещё не прошли весь путь, а значит, можем измениться, так же как итог наших жизней.
— Всё верно, — накал пафоса отступил. Голос был благосклонен, даже добр. Почти живой. — Именно поэтому я сужу только тех, кто приходит ко мне. Даю им знание о чистоте их души. Взымаю плату в виде краткого служения. И отпускаю их продолжить и, возможно, изменить свой путь!
Отлично. В принципе можно уже пытаться подловить на логической ошибке, но я решил не спешить и набрать ещё информации — чем больше данных, тем проще расставлять ловушки.
— Значит, моих друзей вы уже проверили и оценили. Скажи же, насколько чисты их души?
— Я не могу этого сказать, смертный. Это личная информация человека. Я не могу раскрывать души и помыслы другим.
— Вы предлагаете мне выбрать, кто из двух моих близких умрёт. Я должен знать, что в их сердцах, дабы сделать правильный выбор, — я даже не повысил голос, лишь добавил в голос скорбной обречённости. Капельку.
— Я признаю твоё право на знание, смертный. Я отвечу по одному вопросу про каждого из твоих спутников. Распорядись ими мудро.
Раз есть возможность, то нужно ей пользоваться. Я не святой, потому имею желания. И я люблю этим желаниям потакать в плане возможности и разумности. И удовлетворение любопытства — это не самый большой мой грех.