Охотник за бабочками 2
Шрифт:
Катькой ее звали, не забыть бы снова. А про швейцарский банк это заманчиво. Если их тогда на депозит положили, то сколько же это по нынешнему курсу?
— Подождите, штабс-капитан, — прервал я Орлова, который, пытался схватить меня за грудь, чтобы доказать — золото настоящее, — Если вы хотите купить то, что сейчас прикреплено к вашему, так сказать, кораблю, то мы с удовольствием уступим его по самым ничтожным ценам. Нет, целовать меня за это не стоит. Но существует одно но…
Штабс-капитан со сведенными на носу глазами, вытащил из-за
— Имеется одна вещь внутри этого, как вы заметили, монстра, которая мне необходима. Если вы сможете ее достать…
Дуло переместилось от глаза штабс-капитана к глазу господина Кулибина.
— Господин Ку…, — штабс-капитан неприлично икает, — Кулибин, всенепременнейше достанет все, что пожелаете. Не так ли, господин Ку…, — неприлично икает во второй раз, — Кулибин?
Вышеназванный, что бы ни повторяться, господин, поправляет волосы на голове, которые и так, по моему мнению, излишне прилизаны и сообщает, не обращая внимания на направленный в его глаз пистолет:
— За Рассею! — после чего падает лицом в тарелку с макаронами.
Штабс-капитан перестает видеть хорошо замаскированного господина Кулибина и перемещает пистолет по кругу в сторону поручика. Лицо поручика мгновенно проясняется, он открывает рот. Но не успевает ничего сказать, потому, как штабс-капитан понимает, что после слов поручика ему вряд ли удастся избежать международного скандала. Он стреляет. Осечка. Снова стреляет. И снова осечка. Третий раз штабс-капитан не стреляет, понимая, что не судьба. Он откидывает пистолет в сторону и падает мне на грудь. Плачет по мужски грубо, все время прерываясь, примечая какова моя реакция:
— Нужен нам этот монстр. Понимаешь, любезный. У нашей повозки вот-вот моторесурс закончится. Того и гляди встанем посреди космоса. Что тогда делать? А монстра твоего ср…го (сердечного — прим авт.) распотрошим, свое оборудование перетащим, и дело сделано.
— Но…
— Да достанем мы твою фигулину, не волнуйся. Как только проспимся, так и достанем. У меня Кулибин знаешь какие вещи вытворяет? Для блох скафандры шьет. Точно. Вот только бочки никак приделать к ним не может. Блохи их веса не выдерживают, прыгать не могут. А поручик тоже… В любую, простите, сударь, дырку без мыла. Молчите, поручик. Иначе р-расстр-реляю, как бешенную с-собаку. Где мой револьвер. Кто свистнул? Ах ты гнида!
Штабс-капитан потряс меня немного, но потом быстро успокоился, слив остатки коньяка в свой тубус.
— А хош, сударь разлюбезный ты мой, мы тебе станцуем. Прям щас. Гвардия, подъем!
Не дожидаясь, пока гвардия сумеет подняться из-за стола, штабс-капитан выскочил на середину рубки, лихо взлохматил чуб, поправил усы и встал в позу.
— Эй, музыканты, — заорал он, вероятно, обращаясь к Вселенскому, — Прекращай дурную музыку крутить. Эдак и я могу. Мурку давай!
Признаюсь честно, я испытал чувство глубокой гордости за Вселенский, когда из его динамиков полилась песня про таинственную мурку в кожаной одежде и с оружием наизготовку. Ее в конце, правда, подло прирезали, но красота песни от этого не уменьшилась.
А штабс-капитан, и подтянувшаяся команда повозки, при первых же аккордах жалостливой песни про несчастную девушку, попавшую под негативное влияние преступных элементов, отплясывали на всю душу. Корабль сотрясался от грохота каблуков и редких, не совсем литературных окриков. Самый безобидный из них звучал примерно так: — «Эх, ля, три брюля, не поймал я ничего».
Потом команда штабс-капитана Орлова перешла на частушки, в которых самым нещадным образом высмеивалась существовавшая на то время действительность. Очень интересные произведения. Жаль, паПА с нами не было. Как порой тонко, но и остро в тоже время, поносили они тяжелую правду о жизни простого народа. Его чувства, переживания и тягу к свободе.
Вот например про сельское хозяйство и переживание бригадира садоводческой бригады:
У меня хреновина, как пальма отшлифована
А она мне говорит, у нее душа болит.
Также мне понравились частушки про нерадивых работников тяжелого надомного труда и их, опять же, бригадирах. Кстати, бригадиры в частушках наиболее употребляемые личности:
Я работать не хочу, лучше к миленькой пойду,
Засажу ей …вырезано цензурой…, вот такой мой трудодень.
Спать я отправился в тот момент, когда господин Кулибин, по личному распоряжению штабс-капитана, стал приставать к Вселенскому Очень Линейному с вопросами, существует ли на борту тормозная система, чем она заправлена и каков ее химический состав.
Спалось плохо. Всю ночь из командирской рубки раздавались громыхания песен, топот танцев и требования немедленно доставить на борт барышень-монашек. В противном случае звучали угрозы разнести все к чертовой матери.
Утром, с тяжелой головой, я разбаррикадировал двери и осторожно прокрался на командирский мостик. По всему коридору валялись окурки, рваные бумажки, на стенах поименные подписи команды Орлова. Самих гостей нигде не было видно.
— Где они, — спросил я у Корабля, смахивая с пульта управления на пол раздавленные козьи ножки.
— На телегу свою ушли, — простонал Волк, — В четыре утра только разошлись.
— А как? — я тупо смотрел на четыре брезентовых скафандра, сваленных в кучу у входа.
Вопрос остался без ответа.
В консервной банке, привязанной к ручке ручного управления огнем, раздалось ненавязчивое покашливание. Тут же появился испуганный Кузьмич, который энергичными знаками показывал, что бы я ни при каких условиях не отвечал.
— Нету нас! — у бабочек его типа очень развита способность связно передавать речь посредством жестикуляции, — Умерли все. Отравились. Умоляю…