Охотник за бабочками 2
Шрифт:
Кузьмич умчался к танковым батальонам, оставив меня в некотором сомнении. Правильно ли мы поступаем, задавал я себе вопрос? Правильно ли мы сделали, что возглавили неуправляемое народное волнение, подняли, так сказать, дубину народной войны?
И сам себе я отвечал. Правильно. Не будь нас, движение возглавил бы кто-нибудь другой. И жертв было бы куда больше.
Подпрыгала медуза. Заглянула всеми восемнадцатью глазами в душу и сказала:
— Отпусти, командир, на передовую. У меня против КБ Железного обида большая. Все гады, как гады, а я регенеративный. За что он меня так? Отпусти,
Если знамя впереди, то боевой дух армии неадекватно поднимается в прямой пропорциональной зависимости от уровня духа. Это слова из книжки про юных военачальников. Их за историю Земли много было. Кто в шестнадцать лет полком командовал, а кто в двадцать до английской области дошел.
— Иди, — разрешил я медузе, — И возвращайся живой. Знамя потеряешь, голову оторву.
Медуза рассеялась моей глупой шутке и, коряво подпрыгивая, побежала на передовую, оставив меня одного на командном пункте. Хуан не считается. Он в данную минуту сидел на самой верхней точке Корабля и пялил на наступление глаза. Может для истории, а может и для себя лично.
— Полундра, командир, — закричал по наружным динамикам Волк, — Из Замка вражеские отряды повылазили. И, кажется, наша доблестная армия драпает, побросав вооружение и технику. Один только женский батальон окапывается и готовится к отражению атаки. Бабы-то быстро бегать не умеют.
Армия отступала.
Как ни тяжело мне произносить эти слова, но никак иначе паническое бегство соломенных шляп назвать нельзя. Армия, весело подпрыгивая и придерживая руками соломенные шляпы, убегала с поля боя. Где героический дух нации? Где святая вера в победу? Ничего нет. Только разбросанные по каменной равнине винтовки, серпы, да косы. И ни одного потерянного головного убора. Им соломенные шляпы дороже национальной гордости.
И тут на пути панически отступающих ополченцев встал Кузьмич.
— Куда, суки! — орал он, постреливая вверх из дыробоя с именной надписью, — Перестреляю всех к чертовой матери! Куда! Позади хибары ваши! Отступать некуда!
Дружным хором с поля боя донеслось:
— Всех не перестреляешь! Жизнь одна, и прожить ее хочется до самого последнего конца.
— Так ведь гадко больно будет, за бесперспективно прожитые годы! — не унимался Кузьмич, преграждая дорогу своей грудью. Жаль только, грудь у него не шибко широкая оказалась. Ополченцы все как-то мимо нее проскальзывали.
Не знаю, чем бы закончилось так и не начавшееся сражение, если бы к моему первому помощнику не присоединилась девятиглавая медуза. Растопырив короткие ноги, она задрала как можно выше пламенный стяг и стала им размахивать словно на демонстрации в честь годовщины независимости Земли.
— Командир, она там песню какую-то голосит, — сообщил Волк, у которого слух был получше чем у меня, — Послушаем?
Медуза пела. И пела, надо отдать ей должное, хорошую песню:
— Вставай проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов…
— Прям Хулио Иглессис, — крякнул от удовольствия Волк.
— Не ругайся при командирах, — попросил я Вселенский, — Лучше слова запиши на память. Потом на Земле хитовый трек соорудим. Смотри-ка, а народ к ней потянулся.
Соломенные шляпы замедляли бег, поворачивались к медузе, исполняющей будущий хит всех времен и народов девятью головами. Прислушивались к словам и, сначала не решительно, потом все смелее и смелее, стали окучиваться вокруг знамени. Кузьмич помогал наиболее нерешительным принять правильное решение пинками и выстрелами.
Когда медуза закончила петь, соломенная армия дружно поаплодировала и помчалась поднимать потерянное оружие. А через несколько минут ополченцы стройными рядами двинулись на встречу к врагу. Впереди, задрав знамя, гордо вышагивала медуза. Позади армии, как и положено, метался Кузьмич, подбадривая наступающих бодрыми выкриками.
Теперь, когда о духе ополченцев можно было на некоторое время позабыть, пришла пора заняться врагами.
Они ползли навстречу нашей, чуть было не сказал какого цвета, армии, выплевывая из себя пламя и пули. Выпуклые блинчики, укрытые за стальными панцирями. Против таких железяк бронированных серпами не повоюешь. Что же молчат танковые войска?
Словно в ответ на мои мысли, со стороны бронетанковых батальонов раздался рев быков, а следом за ним по каменистому полю прошел гул. Это шарахнули во всю свою мощь мортиры. На этот раз прицел был взят точно. По линии стальных блинов прокатилась череда взрывов.
— Ржаво-зажигательными мочат, — уважительно произнес Корабль, — А мне врали, что простыми булыжниками стрелять станут.
Принцип ржаво-зажигательных снарядов весьма прост. И очень действенен против стальных войск любого противника. На железную поверхность того или иного врага падает снаряд, представляющий из себя сосуд из обоженной глины. Внутри сосуда споры ржавого дерева. При точном попадании сосуд раскалывается и споры, почуяв запах железа, моментально приступают к работе. Сгрызают все металлическое, оставляя без ущерба живую ткань. Именно по этой причине мы с Вселенским сейчас здесь маринуемся, а не участвуем в сражении. У Вселенского споры ржавые могут всю личность скушать, а у меня пуговицы металлические. Как я потом буду руководить армией со спущенными штанами?
Залпы мортир сделали свое дело. Стальные блины, корчась от неизвестного им оружия, задрали гусеничные лапы и не думали ни о каком наступлении. Нахлынувшая ополченческая лавина добивала их молотами, ломиками, а то и просто руками. Ржавчина цветной металл не трогала и соломенные шляпы дружно расковыривали бывшие стальные блины в поисках ценной меди. Кузьмич начал было сооружать временную палатку для приема цветного лома, но вовремя одумался и приказал войскам, у кого еще были пустые руки, идти на штурм самого замка.
Ополченцы, воодушевленные первыми победами, быстренько вручную разобрали наружные стены, ничуть не смущаясь тем, что по ним постоянно сверху стреляли, обливали горячей смолой, кидали гранаты и целые пригоршни камней. Первыми в замок без стен ворвался женский батальон и десантные бригады. Они перебили немногочисленную охрану, попутно отвинчивая у них глазные линзы для последующего разведения костров в мирной жизни и первыми водрузили национальный стяг на единственном высоком одноэтажном здании, торчащим посреди разрушенного замка. Медуза ка