Охотник за бабочками
Шрифт:
— Это якудзяне.
Я оторвался от экрана и внимательно посмотрел на Кузьмича.
— Откуда знаешь?
— Догадываюсь.
Кузьмич перелетел с моего плеча поближе к экрану, встал перед ним, растопырив ноги и заложив руки за крылья.
— Толмачом буду. Переводчиком. Понимаю, понимаю. Я ж специалист широкого профиля.
Не зря я Кузьмича с собой взял. Который раз из беды выручает.
— Чего они талдычат?
— Ясно дело. Ты оскорбил их, и они желают видеть твою голову отделенной от шеи.
— Так и сказали? —
— Об этом они сейчас и судачат.
— А договориться с ними можно? Я и извинения могу попросить. Спроси, Кузьмич, а!
— Поздно. Ты обозвал их речными крысами, а это даже мне обидно.
— А что за народ такой. На людей похожи, а не люди. Горшки на голову нацепили, и думают все, зауважали их. Как говоришь, их?
— Якудзяне, — повторил Кузьмич, — Читал я про народ такой. Еще во времена Большого Объединения Земли все люди, как люди, вместе стали существовать, а этот народец, мелкий и разбойный, к слову сказать, задумал отделиться. Смылись по тихому, никто и не заметил. Или не захотели замечать. Их не больно то любили. Вредный народец. С дурными привычками. Разрисовывают себя разными драконами, да крокодилами.
Понятно. Значит, якудзяне. Такое в истории Земли случалось. Ну не хочется вместе со всеми, и все тут. Строят корабль, грузят скарб, награбленное, и уматывают к Вселенной на кулички. Находят необитаемый мир. Селятся. И поживают тихонько. До тех самых пор, пока Космические силы Земли не отыщут и не приобщат к цивилизации.
А этих, значит, не сумели.
— Говорят, что распылят нас, словно болотную пыль, — сообщил Кузьмич.
— А разве в болоте бывает пыль?
— Раз говорят, значит бывает.
Я вздохнул. Не хочется, как-то, распыляться. Только жить начал.
— Кузьмич, окликни их. Поговорить хочу.
Кузьмич охотно выполнил просьбу. Подлетел к микрофону и, что есть силы, заорал:
— Эй, якудзятые! Еконо ми цуси. Тема есть!
Якудзяне перестали спорить и с интересом уставились на меня.
— Скажи им, Кузьмич, что я дико извиняюсь за нанесенные оскорбления.
— Еконо ми цуси, якудзятые.
— А еще скажи, что бы пропустили нас по добру, по здорову, а иначе… сам придумай, что сказать.
Кузьмич кивнул.
— Еконо ми цуси! О-го-го, как ми цуси. До самой еконо ми цуси! Усекли?
Черепушки пришли в необычайное возбуждение. Стали на экран бросаться, палками железными перед ним размахивать.
— Переводи Кузьмич.
— Говорят, что простить не могут. И отпустить тоже. Кто на их территорию пришел, тот живым никогда не уходит. Говорят, чтобы сдался. Добровольно. Чтоб выходил с высоко поднятыми руками. И еще что-то про один телефонный звонок и адвоката. Дают десять минут на размышление. Думать будешь?
— Думать? Думать… Буду.
Как тут не подумать, коль сами предлагают. Может чего в светлую голову то и придет.
— Еконо ми цуси! — напоследок прокричал Кузьмич, потом развернулся к экрану спиной, приспустил штаны, нагнулся и показал якудзянам низ своего брюшка, — Традиционное якудзянское прощание, — пояснил он мне. Вот что значит много читать.
Думал я ровно половину отведенного времени. Вариантов немного. Сдаваться на милость победителя, а потом посмотреть, что будет? Может они и не такие кровожадные? Я понимаю, когда на их территорию вторгается целый космический флот, тут есть с чего осерчать. А я ведь так, букашка глупая. Залетел ненароком. Жениться надумал. На двух миллионах брюликах.
— Чего, командир буйно голову повесил, что за думу думаешь, — подал голос проснувшийся Голос. Все это время он с достоинством выполнял предписание молчать в закрылки.
— Сдаваться надо, — сообщил я, — Тут, как ни крути, а не прорвемся. А ведь совсем немного осталось.
— Капитан шутит? — удивился Волк, — У капитана старческий маразм? Это что значит? Что я, Вселенский Очень Линейный Корабль сдамся на милость каких-то там якудзян? Да за кого Капитан принимает свой корабль? А ты у меня спросил? Я ведь вроде как в команде?
— Ну и что думает по этому поводу вся остальная команда, включая первого помошника и корабль.
Кузьмич пожал крыльями и заявил, что живым не отдастся. В случае чего он может выброситься в космос и спокойненько самостоятельно смыться. До ближайшей планеты, как раз той, к которой мы направлялись, пару столетий нормального лету. Уж он то, Кузьмич не пропадет. А если у него появится свободная минута, то обязательно смотается на Большую землю и вызовет подкрепление. Но это будет минимум лет через пятьсот, и то, если крылья не устанут.
За слова свои предательские Кузьмич получил первый выговор с занесением в корабельный журнал. После взыскания он обиделся и уселся перед экраном, ждать продолжения переговоров.
Корабль, в лице Волка сурово осудил появление трусости некоторых членов экипажа и посоветовал мне, как капитану, пристальней следить за моральными настроениями внутри корабля.
— Ты по существу давай, — поторопил я его, посматривая на часы. До конца ультиматума оставалось совсем уж немного.
— А по существу скажу так, — Голос окреп, стал мужественным и твердым, — Мы тут посовещались, и я решил, сжечь наглецов со всеми потрохами и делу конец.
— Мочи не хватит, — я скептически отнесся к данному предложению. Нас мало, а их туча.
— Эх, капитан, капитан, — вздохнул Волк, — Если бы ты побольше интересовался устройством корабля, то знал бы, что эта небольшая стайка для меня, тьфу. На пару минут. Есть у меня пушечка заветная, только мне известная. Великими мужами древности придуманная. И если капитану будет угодно…
— Еще как угодно, — заорали мы с Кузьмичем в один голос.
Мы тут сединой покрываемся, а он, имея в запасе пушечку чудесную, в молчанку играет. Вот выкрутимся, обязательно ему внушение сделаю. В его же корабельный журнал.